Капитан Бонапарт (он изменил фамилию, чтобы она была больше похожа на французскую) впервые прославился, участвуя в подавлении роялистского мятежа в Тулоне (август-декабрь 1793 г.). Мятеж не могли подавить почти полгода, и только реализованное предложение молодого капитана-корсиканца о смене артиллерийских позиций и разработанный им план пехотной атаки привели республиканцев к успеху. Тулонская победа стала и личной победой Бонапарта двадцатичетырёхлетний артиллерийский капитан получил звание бригадного генерала, минуя сразу несколько ступеней. Однако звание не было подкреплено соответствующей должностью, и генерал Бонапарт полировал парижские мостовые в своём видавшем виды мундире, стараясь добыть хоть какой-то надёжный источник пропитания для себя и своей многодетной семьи. Пришлось протирать штаны в приёмных, в том числе добиваясь внимания со стороны члена Исполнительной Директории Поля Барраса.
Роялистский мятеж в Париже в 1795 г. заставил директора Барраса, назначенного на время подавления мятежа ещё и начальником парижского гарнизона, вспомнить о молодом, знающем и решительном генерале. Парень беден, родня и большинство друзей с окраины страны, надёжной протекции нет, перспектив практически никаких, однако хорошо проявил себя в военном деле. Вряд ли он упустит шанс на бонус значит, согласится на всё, в том числе и на большую кровь. И действительно, Бонапарт, оговорив для себя полную свободу рук, согласился на предложение Барраса участвовать в подавлении мятежа и, впервые использовав в городских условиях пушки против толпы, ликвидировал и рассеял основную часть мятежников. Баррас сделал Бонапарта своим адъютантом, а затем заместителем. Дело молодой генерал всегда сделает хорошо, а слава достанется начальнику, т. е. Баррасу. Тем более что и приглядывать за перспективным военным удобнее было, держа его в буквальном смысле рядом. Решительность и быстрота точной реакции Бонапарта как в делах военных, так и в отношениях по службе делала его весьма вероятным сильным игроком в совсем не далёком будущем не только на военном, но, вполне вероятно, и на политическом поприще. За парнем нужен был глаз да глаз, как и за Луи-Лазаром Гошем. (Кстати, Бонапарт на тот момент считал Гоша своим единственным соперником в военной карьере и славе.)
Уже опробовав «Богарне-технологию» на Гоше, Баррас собрался применить её и к Бонапарту. Гош, по выходе из тюрьмы, отказался жениться на мадам де Богарне из-за её слишком свободного поведения с мужчинами. Но Бонапарт, возбуждённый как прелестью и постельными талантами креолки, так и слухами о её богатстве, распускавшимися, возможно, именно Баррасом, решился поправить разом и своё материальное, и своё социальное положение. Не исключено, что была игра и на общности судеб: оба происходили из заморских территорий Франции, оба получили в жизни болезненные уроки, оба не стеснялись в средствах достижения цели «Баррас, взяв меня на службу, посоветовал мне жениться, уверив, что эта женщина удержится при любом режиме. Брак действительно помог мне в моем продвижении. Её салон был одним из лучших в Париже, и, став его хозяином, я избавился от прозвища «корсиканец». Благодаря этому браку я стал полностью французом». «Я женился на Жозефине, думая, что она имеет большое состояние. У нее не было ничего».6 Именно Наполеон, женившись, изменил не только фамилию, но и имя мадам де Богарне: он прибавил к одному из её имён уменьшительно-ласкательное итальянское «-ina», и она из Марии-Розы-Жозефы де Богарне стала Жозефиной Бонапарт.
Итак, от брака Наполеона и Жозефины получали бонусы все трое.
Баррасу доставалась нужная информация. Не исключено, что «директор Директории» полагал, что Жозефина будет влиять на мужа так же, как влияла на своего Жана-Ламбера другая его merveilleuse Тереза Тальен. Но тут расчёт, если он был, оказался в корне неверен. Корсиканец полагал, что место женщины постель, детская и кухня, так что в какие бы то ни было дела мужчины она встревать не должна, и сурово обрывал все попытки влияния (кроме влияния со стороны своей матери, но та в политику не лезла).
Жозефина обретала вожделенный статус замужней женщины, а её дети получали заботливого приёмного отца. Шпага мужа положила бы конец всяким попыткам кого бы то ни было вспомнить вслух о её положении супруги врага народа и матери детей врага народа, о делишках периода merveilleuse. Супруг, увы, нищий, но весьма перспективный в плане карьеры и будущих доходов. Правда, в довесок к этому бедняжка получила суровую свекровь и интригующих против новой родственницы братьев и сестёр супруга, но это уже были чистые мелочи жизни в сравнении с наличными бонусами этого брака. Любила ли она своего супруга? Нет. Увы, нет. Во всяком случае, в первое время. После свадьбы с Наполеоном она два года не могла расстаться со своим истинно любимым на тот момент мужчиной гвардейским капитаном Ипполитом Шарлем и, получая страстные письма от мужа из его военных экспедиций, читала их вслух в своём салоне, приговаривая «Наполеон такой забавный». Есть большие подозрения в том, что и впоследствии она не столько любила мужа, сколько держалась за него за сопутствующую ему славу, власть и деньги.