Но, как проверить это? С кем мыслями своими поделиться, если их высказать даже шепотом опасно? Понимал сановник, что довериться в таком деле можно только самому близкому, самому преданному человеку. Но, такой преданный человек, должен находиться вблизи царя, в пределах хотя бы зримой видимости его. Таким дорогим и близким человеком была его дочь, Федима, находящаяся в гареме царя и ублажающая его юным телом своим. Но доступ в гарем никому из мужчин, кроме самого царя, невозможен. Остается надеяться на помощь кого-нибудь из евнухов, охраняющих внутренние покои дворца. Как теперь жалел сановник, что не обратил внимания в свое время на такую возможность? Проклятые евнухи никогда не дадут и малой возможности, пусть даже краткого мига, для того, чтобы поговорить с дочерью. Остается одна возможность передать запиской хоть кончик своих мыслей. А для этого следует определить, кто из евнухов более всего подвержен воздействию золота? И сановник придумал, как это сделать. Как-то он сообщил, что им подобраны в наружных покоях дворца деньги, но он не знает, кому они принадлежат? Он готов их вернуть хозяину. Но прежде, чем передать их владельцу, он хотел бы услышать клятвенное подтверждение того этому факту. И нашелся один из евнухов, который истово клялся именем верховного бога, став клятвопреступником, в деталях сообщая сановнику условия, при которых он утерял деньги. Как ни жалко было сановнику расставаться с собственным золотом, но он это сделал. Мало того, мелкими подачками он стал развращать евнуха. Когда, по его мнению, «плод окончательно созрел», он предложил евнуху помочь ему передать записку дочери, обещая оплатить оказанную услугу золотом. Евнуха охватил страх, но этот страх вступил в борьбу с очень заметной, видимой невооруженным взглядом, алчностью. Оба чувства были равны друг другу. Царедворец заметил это по тому, как быстро забегали глаза евнуха. Чтобы усилить действие денег, он убедил евнуха в том, что практически тот ни за что не отвечает, даже при том условии, что эти действия станут известными государю. «И потом, говорил он успокаивающе, лаская, убаюкивая взглядом своим слушающего, кто тебя может выдать, если об этой записке будут знать только я и ты? Причем, самое суровое наказание может ждать только меня. Чем может повредить тебе безвинная записка?»
Но, как проверить это? С кем мыслями своими поделиться, если их высказать даже шепотом опасно? Понимал сановник, что довериться в таком деле можно только самому близкому, самому преданному человеку. Но, такой преданный человек, должен находиться вблизи царя, в пределах хотя бы зримой видимости его. Таким дорогим и близким человеком была его дочь, Федима, находящаяся в гареме царя и ублажающая его юным телом своим. Но доступ в гарем никому из мужчин, кроме самого царя, невозможен. Остается надеяться на помощь кого-нибудь из евнухов, охраняющих внутренние покои дворца. Как теперь жалел сановник, что не обратил внимания в свое время на такую возможность? Проклятые евнухи никогда не дадут и малой возможности, пусть даже краткого мига, для того, чтобы поговорить с дочерью. Остается одна возможность передать запиской хоть кончик своих мыслей. А для этого следует определить, кто из евнухов более всего подвержен воздействию золота? И сановник придумал, как это сделать. Как-то он сообщил, что им подобраны в наружных покоях дворца деньги, но он не знает, кому они принадлежат? Он готов их вернуть хозяину. Но прежде, чем передать их владельцу, он хотел бы услышать клятвенное подтверждение того этому факту. И нашелся один из евнухов, который истово клялся именем верховного бога, став клятвопреступником, в деталях сообщая сановнику условия, при которых он утерял деньги. Как ни жалко было сановнику расставаться с собственным золотом, но он это сделал. Мало того, мелкими подачками он стал развращать евнуха. Когда, по его мнению, «плод окончательно созрел», он предложил евнуху помочь ему передать записку дочери, обещая оплатить оказанную услугу золотом. Евнуха охватил страх, но этот страх вступил в борьбу с очень заметной, видимой невооруженным взглядом, алчностью. Оба чувства были равны друг другу. Царедворец заметил это по тому, как быстро забегали глаза евнуха. Чтобы усилить действие денег, он убедил евнуха в том, что практически тот ни за что не отвечает, даже при том условии, что эти действия станут известными государю. «И потом, говорил он успокаивающе, лаская, убаюкивая взглядом своим слушающего, кто тебя может выдать, если об этой записке будут знать только я и ты? Причем, самое суровое наказание может ждать только меня. Чем может повредить тебе безвинная записка?»
Поколебавшись, и повздыхав, евнух спрятал записку у себя на груди, а золотые в карман. Дело было сделано, записка отправилась к дочери сановника:
«Федима, писал царедворец в ней, действительно ли тот мужчина, которому ты служишь, сын Кира?»
Через некоторое время он получил ответ, стоивший ему еще пару золотых:
«У нас в гареме один мужчина, других нет. Но я прежде никогда не видела Бардия».