В своей ноте от 23 апреля (5 мая) Меншиков указывал прежде всего на то, что его основные требования ничуть не удовлетворены: не даны "гарантии на будущее время", а это "составляет главный предмет забот его величества императора" (Николая). А поэтому Меншиков снова заявляет, что новый фирман о "святых местах" должен иметь "значение формального обязательства (султана. - Е. Т.) относительно императорского (русского. - Е. Т.) правительства". Затем - требовалось подтверждение всех старинных и новых прав, привилегий и преимуществ православной церкви и духовенства, греческого патриарха и епископов, причем подчеркивалось, что отныне Порта должна все эти права и преимущества признавать и соблюдать во имя уважения "к совести и религиозным убеждениям исповедующих этот (православный. - Е. Т.) культ". Меншиков сопроводил эту ноту уже наперед составленным проектом требуемого им сенеда, договора между царем и султаном. В этом проекте - шесть пунктов, но наиболее неприемлемыми для турок были два: форма международно-правового обязательства султана пред царем и фактическое право вмешательства царя в дела "исповедующих православный культ", т. е. приблизительно половины населения Турции, не говоря уже о делах греческого патриархата. Отправляя Рифаат-паше 5 мая эту протестующую ноту и проект сенеда, Меншиков ставил срок для ответа: 10 мая. "Посол мог бы рассматривать более долгий срок только как неуважение (un manque de procйdйs) относительно его правительства, что возложило бы на него (посла. - Е. Т.) самые тягостные обязанности". Другими словами, Меншиков ставил ультиматум и грозил разрывом сношений и отъездом из Константинополя.
Получив от Меншикова этот ответ на фирманы Абдул-Меджида, турки бросились к Стрэтфорду-Рэдклифу.
Лорд Стрэтфорд просил в тот же день (5 мая) личного свидания с Меншиковым. Но Меншиков уклонился под предлогом нездоровья, и Стрэтфорд говорил с поверенным в делах Озеровым. "Посол (Стрэтфорд. - Е. Т.) снова с большим волнением говорил о беспокойстве, которое мы внушаем Европе... Он привел, в подтверждение своих опасений, факт наших вооружений, которые приняли обширные размеры и приближались к границам (Турции. - Е. Т.), он старался извинить недоверие и опасения Турции тем впечатлением, которое осталось от нашего поспешного предложения Австрии выступить вместе против Турции". Но общее впечатление, которое осталось у Озерова и о котором Меншиков поспешил сейчас же (6 мая) написать Нессельроде, - было самое удовлетворительное. Да и не могло быть иначе: затем ведь Стрэтфорд-Рэдклиф и пожелал экстренно видеться с Меншиковым или уполномоченным Меншикова, чтобы внушить русскому правительству мысль, что Англия не вмешается в войну России с Турцией, не окажет материальной и военной помощи туркам. Только это убеждение могло спровоцировать Меншикова на новые, быстрые, непоправимые решения. Лорд Стрэтфорд-Рэдклиф даже увлекся (по словам Озерова) и заявил, что по свойственной ему лично гуманности он всецело сочувствует нуждам и пользе турецких христиан. "Мои мнения по этому вопросу, - сказал он, - до такой степени укрепились во мне, что если бы даже они встретили неодобрение со стороны моего правительства, я предпочел бы покинуть свою карьеру скорее, чем отказаться от моих мнений". Озеров (доносит Меншиков канцлеру) "поблагодарил лорда Стрэтфорда за дружеский тон, в котором тот говорил с ним", но отстаивал непримиримую позицию России и подчеркнул, что "император (Николай. - Е. Т.) желает сохранить полную свободу действий на Востоке". Озеров выразил даже надежду после такого дружественного и откровенного разговора (apr les preuves de franchise et de bonne entente), что лорд Стрэтфорд-Рэдклиф будет помогать русской дипломатии в ее усилиях образумить турок.