А жить приходится в таежном десанте именно по большому счету. Петр Алешкин, сам проработавший несколько лет в подобных десантах, умелый плотник и настоящий русский мужик, знает это не по историйкам, выуженных их журналов и газет, а памятью натруженных мускулов и пережитых страхов, изношенным сердцем своим, наконец, и трудными воспоминаниями. Я не знаю, какие детали в этой книге являются слепком с его судьбы, даже догадываться не хочу.
Для меня главный герой романа Андрей Анохин брат того самого Дмитрия Анохина, который стал героем романа П. Алешкина «Беглецы», внук того самого Егора Анохина, основателя рода, о судьбе которого написан первый роман серии «Русская трагедия». И друг-недруг его Михаил Чиркунов прямой потомок того старика Чиркунова, которого в девяностолетнем возрасте убил за столом восьмидесятивосьмиилетний Егор Анохин.
Конфликт, рожденный в 1920 году, оказался вовсе не разрешенным смертью двух стариков семьдесят лет спустя. Он только внешне перегорел, как таежный мох в высохшем в жаркое лето болоте, а в глубине конфликт тлеет, ждет повода, чтобы взвиться вверх мощным пламенем, уничтожить все, что попадется ему на пути. То есть ненависть, как таковая, у П. Алешкина в «Русской трагедии» есть понятие метафизическое и одновременно настолько материальное, что именно она движет поступками людей.
Ложь и неосознанная ненависть две дурные составляющие всякого человека, которые заставляют их поступать совсем иначе, нежели советует делать нам разум. Животная сущность бывшего поэта и бывшего любимца всей Масловки Михаила Чиркунова много сильнее его красивой и благородной наружности. Перед нами словно слепок с бывшего писателя А. Битова, таскающегося ныне с неизменной пивной банкой в руке (не знаю уж, что там налито внутрь) по всякого рода тусовкам и салонам, литератора давно уже забытого в России, чуждого народам этой страны, поддерживающего мнение о себе, как о прозаике будто бы русском, только путем регулярного вливания в себя алкоголя. Чиркунов пьет не во Франкфурте и не в Париже, как его московский коллега, а лишь возле деревянной чайной в занюханном сибирском поселке, но что это меняет? Сущность-то у них одна. Спившийся несостоявшийся гений это не только личная трагедия художника, это вполне законченный преступник, который порой может и не реализоваться в этом качестве, но, по сути, им остается до конца своих после потери лица дней.
По сути, история, рассказанная П. Алешкиным в романе «Трясина Ульт-Ягуна», есть повествование не случившейся дружбы наследников двух взаимоненавидящих родов, в результате которой потомок убитого Егором Анохиным Чиркунова убивает потомка Егора Анохина Андрея. И этим как бы закрывается очередной круг дантевского Ада за тысячи верст от села Масловка, делает «Русскую трагедию» настоящим эпосом. При этом писатель очень четко понимает цель и задачи этого уникального жанра литературы, следует по пути, проложенном Гомером: П. Алешкин расширяет рамки повествования о дружбе-нелюбви, о диалектическом противоречии двух главных персонажей романа, обогащая мир, в котором они живут, жизнеописаниями судеб героев второго плана.
Перебивки основного сюжета воспоминаниями персонажей второго ряда о случаях в их жизнях на Большой земле, перевернувших их судьбы и вынудивших когда-то нынешних десантников бежать на край света, понимая при этом, что от самих себя не убежишь, служат, по сути, «мясом» романа, одетом на «костяк» Анохин-Чиркунов. Каждый эпизод, живущий в памяти героев, очень органично связан с основным сюжетом и друг с другом. Связи эти порой ассоциативные, порой прямые, но всегда оказываются необходимыми в контексте романа и всего эпоса, никогда не выглядят искусственно включенными в ткань повествования. Отступления от основного сюжета воспринимаются читателем, как углубление основной темы романа, как более цельное раскрытие проблемы взаимоотношений мужчины и женщины, их прав и взаимных обязанностей, их духовной и социальной значимости в окружающем мире. За исключением Звягина, отца и сына Ломакиных, все остальные персонажи второго плана люди, претерпевшие семейные и личные трагедии, в основе которых лежит обманутая любовь.
Трагедии эти, при внешней однотипности, абсолютно разные, драматические тоже по-разному, ибо лица, описанные П. Алешкиным, настолько разнообразны по своим темпераментам, своим характерам, своим судьбам, что создается впечатление, будто перед нами раскрывается целый космос личных трагедий бесчисленного множества русских людей. При этом автор сумел избежать обычных в такого рода произведениях современных авторов натурализма и пошлости, описать взаимоотношения мужчины и женщины столь целомудренно и при этом столь глубоко и чувственно, что ряд страниц книги читается, словно это произведение поэтическое, продолжение книги «Песня песен».
То есть, ставя во главу своего романа-трагедии задачи эпические, П. Алешкин не возвел во главу его конфликт лишь главных героев романа, как абсолют взаимоотношений двух мужчин, оказавшихся с момента рождения противопоставленными друг другу враждующими семьями, а наполнил окружающий их мир настоящими проблемами живых и полнокровных персонажей: Матцева, отца и сына Ломакиных, Анюту, Гончарова, Звягина, судьбы и жизни которых не менее значимы и уникальны, нежели жизни Чиркунова и Анохина. Ибо, словно утверждает автор, душевные страдания людей вовсе не универсальны, а мучительны и порой даже унизительны, и ни одна человеческая трагедия не похожа на другую. И то же самое поступки