Скажи, неужели ты пришла сюда только ради меня? прямо спросила Наталия, поскольку знала, что с Дорой можно особо не церемониться. Она все понимала с полуслова и была на редкость приятна в общении.
Нет, конечно. Мы сняли банкетный зал, там за стеной, она махнула рукой куда-то в сторону, у моего мужа юбилей. Там такая скукотища, все толкают тосты и дарят микроволновки, как сговорились. Но у нас с Игорьком была договоренность. Так что, подруга, хочешь работать у меня?
Пока нет. Но как прижмет, приду, если не возражаешь.
Приходи, нам теоретики всегда нужны. Только плачу мало, по госрасценкам, так сказать.
Логинов, слушая их, явно злился и крошил булочку прямо на скатерть. Пришел официант и принес «Кампари». Наталия окончательно развеселилась. «Он, похоже, заболел. Надо же, раскрутился на Кампари» подумала она, а вслух сказала:
Я теперь сижу на шее нашего драгоценного прокурора и болтаю ножками: он меня кормит, поит, одевает и обувает. И вообще, я считаю, что женщина не должна работать. Я горячая противница эмансипации со всеми вытекающими отсюда последствиями. С этими словами она выпила и подмигнула Доре.
Отличная штука, произнесла на выдохе Дора, последовав ее примеру, «Кампари» Надо заказать и нам на стол ну все, ребята, мне пора. Приятно было с вами встретиться и поболтать. Что касается работы, то ты, я надеюсь, все поняла. Двери моей студии, кстати, скоро она будет называться школой искусств, всегда для тебя открыты. То же самое, между прочим, просила передать тебе моя мамуля.
И Дора ушла, шелестя оборками своего шелкового черного платья. Логинов набросился на угря и всем своим видом выражал крайнюю степень недовольства: его старания оказались напрасными.
Логинов, не бузи, давай лучше послушаем музыку.
И действительно, пока они разговаривали с Дорой, на небольшую, освещенную прожекторами круглую сцену вышла девушка в коротком блестящем платье. Светловолосая, с фигурой манекенщицы, она взяла в руки микрофон и запела под неплохую фонограмму песню Шарля Азнавура. В ресторане сразу все попритихли. Она пела на французском, но Наталия сразу же вспомнила русский текст, и почему-то на глаза ее навернулись слезы: «По краю пропасти, по краю, иду и с пропастью играю, и умираю от любви, пойми, пойми» Да, эта песня так и называется «Умереть от любви». Очень редко бывает так, что, когда слушаешь музыку, все окружающее как бы теряет всякий смысл. Так случилось и теперь: девушка пела, и все в зале забыли, зачем пришли. Существовала только музыка и эта нежная маленькая женщина с грустными глазами и гортанным, с хрипотцой, доводящей слушателей до озноба, голосом. Грассирующее «р» придавало песне неповторимый привкус парижской жизни, его ночных огней и невидимого, но осязаемого присутствия Эдит Пиаф. Такие ассоциации Наталия почему-то разволновалась и, даже когда девушка под аплодисменты ушла со сцены, продолжала находиться в каком-то странном сомнамбулическом состоянии.
Хорошо поет, услышала она голос Логинова и окончательно пришла в себя.
Послушай, а ты мне говорил, что в ресторанах сейчас делать нечего, что в них набивается сомнительная публика, вооруженная до зубов и готовая изнасиловать все, что движется.
Так оно и есть. Я вообще не знаю, откуда здесь эта певица.
Но она не профессионалка, ты уж мне поверь.
Да какая разница. Главное, что за душу берет. Да и красивая, согласись.
Соглашусь. Знаешь, Игорь, ты извини, что так вышло с Дорой, но мне действительно не хочется работать. Я накопила немного денег и могу пожить спокойно примерно с год. Я очень благодарна тебе за беспокойство, но в следующий раз, перед тем как сводить меня с кем-нибудь, предупреждай, хорошо? А то еще вздумаешь меня выдать замуж за кого-нибудь, а со мной не посоветуешься.
Как это замуж? не понял шутки Логинов. Замуж ты можешь выйти только за меня. Хоть завтра.
Она сделала вид, что не расслышала его последних слов и вновь повернулась к сцене, где на этот раз девушка появилась уже в длинном красном платье с разрезом и красной же прозрачной шали на плечах. Она на этот раз пела русский романс «Эта темно-вишневая шаль». У нее было превосходное произношение, совершенная дикция и удивительно приятный тембр голоса.
Наташа, если ты еще не поняла, то я могу повторить. Ты слышишь меня? Логинов тоже говорил каким-то не своим голосом, он явно волновался. Я же делаю тебе предложение, ты понимаешь это? Мне надоело чувствовать себя в твоем доме гостем. У меня пустая квартира, огромная, двухэтажная, переедем ко мне.
Наталия посмотрела на него так, словно только что заметила, что сидит за столиком не одна, и удивленно вскинула брови:
Я никуда не поеду а насчет остального надо подумать.
Ночью, когда Логинов уснул, так и не дождавшись ее ответа, она выскользнула из-под одеяла, набросила на себя халат и заперлась в кабинете. Вот уже пару месяцев здесь рядом с небольшим кабинетным роялем соседствовало маленькое немецкое пианино с серебряными канделябрами. Наталия купила его случайно у одного опустившегося человека, бывшего музыканта, скрипача, а теперь просто алкоголика Борисова, за сто тысяч. Пригласила настройщика, но оказалось, что инструмент безнадежен и никогда уже не зазвучит. И вот теперь инструмент стоял как укор ее безрассудству: бесполезный в своей эйфорической дешевизне и постоянно напоминающий Наталии о спившемся Борисове. Ей даже казалось, что от этого инструмента пахнет дешевым вином или водкой. Но она пришла сюда ночью вовсе не для того, чтобы лишний раз убедиться в его никчемности. Она пришла, чтобы подумать, расслабиться и заодно поиграть.