Я думала о том, что, может быть, я одна такая. Может, это только мне нужно чувствовать, что я на правильном пути, что прогресс на лицо, что мною довольны. Почему, если нет ошибок, Эльвира бесстрастно кивает, а если есть смотрит презрительно? Это педагогично?
Кто-то тронул меня за плечо. Я вздрогнула.
Привет!
Показалось широко улыбающееся лицо Насти блондинки из общежития.
Привет, ответила я, стараясь справиться со слезами, готовыми вот-вот покатиться из глаз.
Да только начни себя жалеть, тут же нюни сами собой распускаются.
Ты чего тут одна грустишь?
Представляешь, забыла диалог подготовить. Эльвира наша меня чуть не съела, я криво улыбнулась, силясь изобразить, что мне плевать.
Ой, ну я не могу. Ты на втором курсе и все еще из-за этого переживаешь. Тут система такая есть студентов поедом. Ты ж понимаешь, дамочки-то наши, преподавательницы высокочтимые, практически все не замужем. Надо ж отыграться на ком-нибудь. А студентки самое оно, чтобы безнаказанно отыгрываться.
Я улыбнулась. Такое объяснение мне не приходило в голову.
Мне наша знаешь, что недавно сказала? продолжила Настя. «Ах, у тебя еще румянец во всю щеку! У студентки, которая учится на инязе и учится, как надо, румянца во всю щеку быть не может». Вот так-то.
Слушай! воскликнула я. Наверное, зря я сюда поступила. Я понимаю, когда призвание у человека стать суперклассным переводчиком или учителем английского. Тогда не жалко и ночами не спать. А я
Я посмотрела на Настю. Она, казалось, не слышала меня, ушла в себя, что называется. Мы помолчали с минуту, а потом Настя вдруг сказала:
Я вообще-то хочу работать ветеринаром. Чудовищно хочу. Но папка сказал, что не дело это коровам хвосты крутить. Типа, зря они, что ли, в гимназии с уклоном на иностранные языки меня учили.
Настя посмотрела на часы.
Слушай, пара-то уже началась.
Я помчалась в аудиторию, и, к счастью, успела туда раньше Эльвиры.
Когда занятия закончились, и я вернулась в общагу, вахтерша сообщила, что меня возжелал вдруг увидеть комендант. Кабинет Ивана Васильевича располагался на втором этаже. Туда я и направилась, думая, что мне, может быть, тумбочку другую хотят выделить или спросить, как я устроилась в 802-й.
Я постучалась, услышала приглашение войти и открыла дверь. Первым, что бросилось мне в глаза, оказалась лысина Ивана Васильевича, писавшего что-то в толстом журнале за столом. Я поздоровалась и встала у двери в ожидании, пока лысина (на манер избушки на курьих ножках) превратится в лицо.
Наконец комендант поднял голову. Я сдержала улыбку ну, забавно же, он явно не помнил меня и не знал, зачем я пришла, поэтому каким-то невообразимым образом пытался и ласково улыбаться своими похожими на оладьи губищами и на всякий случай грозно сдвигать брови.
Я Ольга Перова из 802-й комнаты. Мне сказали, вы просили меня зайти.
Губы-оладьи приняли нейтральное положение, брови сдвинулись сильнее. Я удивилась: неужели у него так быстро появился повод на меня сердиться. Я ж только заселилась.
Ольга Перова, значит. А скажи-ка мне Ольга Перова, что это у тебя за посещения вчера имели место не по регламенту.
Мне понадобилось время, чтобы вникнуть в смысл столь витиевато построенной фразы. Наконец, я сообразила.
Ко мне заходил знакомый вчера.
Я все еще не вполне понимала, в чем проблема.
Ольга, ты не одна в комнате живешь. Поэтому будь добра встречаться со своими знакомыми мужского пола за пределами жилых комнат.
И тут я поняла. Ира и Лариса нажаловались. Настучали на меня самым бессовестным образом.
Я закипала. Прямо чувствовала, как бурлит и клокочет внутри негодование. Чтобы оно не вырвалось наружу, пришлось стиснуть зубы и молча слушать, как меня отчитывает комендант. Отчитывает, а сам пялится серыми маслянистыми глазками. Небось, с удовольствием зашел бы «не по регламенту».
И все-таки я сильная женщина. Недаром моя подруга Танька так говорит. Я выслушала все, даже не пискнув, даже не состроив гримасу, а потом вежливо попрощалась и ушла. Видимо, «по регламенту» я должна была произнести что-то вроде: «Извините, Иван Васильевич. Такое больше не повторится». Но я не произнесла. В конце концов, я не сделала ничего плохого.
Я шагала по лестнице, совсем как солдат боевым решительным маршем. Шагала и представляла, как сейчас выскажу все этой Ире и этой Ларисе. Все-все, что накипело. Фифы какие. Вдвоем они, видите ли вы, предпочли бы жить. Я тоже бы много чего предпочла, чего нет, чтобы соседки по комнате со мной нормально разговаривали, чтобы не переглядывались многозначительно, чтобы не строили из себя принцесс высокородных.
Я не знаю, почему я не поехала на лифте. Я даже не проверила, работает ли он или торчит по своему обыкновению в темной шахте без движения. Наверное, я интуитивно понимала, что марш со второго на восьмой этаж успокоит меня немного. Все-таки в том, чтобы клокотать от злости, мало приятного. И действительно, на шестом этаже я почувствовала, что мне гораздо легче. Я начала надеяться, что, может быть, даже удастся удержаться и не вцепиться Ире или Ларисе в волосы.