А вечером вечером, когда играет Роб Дуган, мне становится плохо. А чего я ждала?! Вот чего?!
Список моих болезней занимает не один печатный лист А4, врачи одно время даже делали ставки, до скольких лет я дотяну (за моей спиной, конечно, об этом я узнала несколько месяцев назад, когда уже ни злости, ни обиды на этих врачей не осталось), диагноза нет до сих пор, врачи путаются в показаниях, что мне можно, что нельзя, но в одном они сходятся: никаких нервов, никаких потрясений, никаких авралов, ничего такого, что может вызвать дикую тахикардию вкупе с бешеной аритмией на пару-тройку часов. В лучшем случае.
Мари едва не сходит с ума, видя меня такой, она хватает телефон, чтобы вызвать врачей, я вырываю телефон из ее рук, швыряю на пол, рычу, бессильно рычу, на себя, на свое беспомощное тело, на нее, да на мою подругу я тоже рычу:
Никаких врачей!
Но тебе же плохо!
Как будто впервые, я хохочу, схватившись за сердце, у меня истеричный хохот, и слезы стекают на пол с моих глаз от боли в груди, я выпиваю залпом даосское пойло, которое я накануне предусмотрительно оставила в холодильнике, рядом лежит листок с инструкцией по применению: «Синяя пиала сердце, красная давление, зеленая если горлом пойдет кровь».
Кровь пошла не у меня, кровь пошла у Мари, когда я чуть отдышалась, когда чуть успокоилась, когда уже смогла о чем-то думать, кроме как «Да где же, твою мать, эти гребаные настойки?!»: матом я ругаюсь только, когда сердце отказывается работать.
Когда я огляделась, стоя на кухне, держась за край стола, чтобы не рухнуть на пол, как подкошенное дерево, я и заметила ее, мою подругу, склонившуюся над раковиной. Ее всю сотрясал безумный кашель, будто она хотела выхаркать свою душу, свои внутренности, что у нее и получалось: в раковину падала кровь вместе с кусками плоти, ее плоти, ее легких.
Ей было хуже, чем мне. Ей было невыносимо хуже, чем мне, то, что у меня, это были сказки для детей, у нее настоящие ужасы.
Я подбежала к холодильнику, рванула на себя дверцу, она стукнулась об стену, схватила зеленую пиалу «если горлом пойдет кровь», при этом попутно снеся на пол какие-то продукты, пакет открытого молока, коробку яиц, мне было все равно, я подбежала к ней.
Пей! я тяжело дышала. Она вытерла тыльной стороной ладони свои губы, которые все были в крови, кровь стекала по подбородку, кашель чуть утих, взяла у меня пиалу и залпом выпила, даже не спросив, что это.
Затем снова склонилась над раковиной, я заглянула туда, и мне стало плохо: там лежала моя любимая подруга, ее тело, часть ее легких, ее кровь. Я догадывалась, что это значит. Я не знала, что мне делать, у меня потемнело в глазах: не будет никакого будущего, не в этот раз.
Она открыла кран, полилась вода, возвращая меня к реальности, она смывала свою кровь с раковины, с лица, с рук. Я стояла рядом, ныло сердце, холодильник пищал, чтобы его закрыли, я смотрела только на нее, на ее точные движения, которые выполняли привычную работу.
Когда она закрыла кран и взяла полотенце, чтобы вытереть руки, я спросила:
Что с тобой?
Рак легких, еле слышно, устало ответила она. Последняя стадия. У тебя?
Порок сердца, севшим голосом ответила я.
Веселая у нас будет жизнь, Мари горько рассмеялась.
Буду ли я ее вспоминать? Всегда
а совсем недавно на жестком диске, разбирая накопившиеся файлы на компьютере, я нашла все ее фотографии, которые были сделаны до меня, до нас, во время нас, мною, ею, нет только фотографий после нее, после нас, после меня.
И снова нахлынули воспоминания, будто их и не было до этого каждую минуту, каждую секунду, каждый мой вдох и выдох, каждый мой сон, каждый момент моей жизни
Я совсем забыла про эти фотографии, просто выкинула эту информацию из головы, чтобы не было так мучительно больно, будто мне и так не мучительно больно, будто я и так ее не вспоминаю, стоит только мне спуститься в метро, чтобы проехать эти несчастные десять станций от работы домой.
Днем я еще держусь, пытаюсь загрузить себя такой важной работой, тысячью делами, чтобы не вспоминать, чтобы не думать уже вот семь лет, но метро, десять станций, в моем плейлисте половина песен носит название «Мари» на разных языках, другая половина ассоциируется с ней так или иначе. Кого я хочу обмануть?
Гуляя по Питеру, я так или иначе попадаю в те самые места, на те самые улицы, где были мы. Так или иначе. Весь город пропах ею. Так или иначе. Каждый дом помнит ее, каждая набережная помнит нас, помнит ее. Так или иначе. Кого я хочу обмануть?
а когда на город опускается ночь, и я лежу на полу в темноте, смотря на потолок, который освещается желтоватым светом от уличного фонаря, для меня начинается самое тяжелое время суток: за окном с рыком проносятся мотоциклы, однажды четвертого числа почти полтора года спустя после того, как не стало моей единственной подруги, я даже видела один поверженный, искореженный, лежащий на асфальте в собственной крови-бензине, случилась авария, я легко могу представить себе визг возмущенных тормозов, скрежет стального корпуса мотоцикла об асфальт, я слышала это все от Мари, когда она едва не сбила меня, так мы познакомились.