Бывший главврач замолчал, сделал несколько глотков кофе и присел на табурет. Каманин вынул из кофемашины свою чашку и тоже сел за стол напротив бывшего главврача.
А что же мать?
Мать очнулась под утро и, конечно, спросила, что с ребёнком. Ей честно ответили, что младенец очень слаб, лежит в инкубаторе и возможно не выживет. Тогда она ответила, мол, вы тут сами с ним как-нибудь разберитесь, а мне срочно нужно в Сочи. А на обратном пути, через несколько дней я ребёнка у вас заберу. Ей объяснили, что у нас не камера хранения, и просто так, без ребёнка, покинуть родильное отделение нельзя. К тому же она сама получила травмы при родах, и ей требуется лечение. Но женщина, словно в бреду, ничего не хотела слушать. Твердила как заведённая: «Мне нужно в Сочи, мне нужно в Сочи!» В результате ей вкололи успокоительное, и она проспала ещё сутки до следующего утра. А там снова принялась за свое мне срочно нужно в Сочи! К вечеру она подписала бумаги об отказе и от ребёнка, и от собственного лечения и уехала ближайшим пассажирским поездом в на Ростов.
И вы так легко отпустили женщину, бывшую явно не в себе и нуждавшуюся в помощи?
А что я мог сделать? Надеть на неё смирительную рубашку? Она имела полное право на отказ, Афанасьев вздохнул и допил свой кофе. Женщина не вернулась за своим ребёнком ни через несколько дней, ни через несколько недель. А через два месяца, когда ребёнок окончательно поправился и окреп, я позвонил Курту. Он тут же приехал, привёз готовое свидетельство о смерти и забрал малыша. А я провёл младенца по всем документам, как неожиданно умершего.
Извините за нескромный вопрос, а каков был ваш интерес в этом деле?
Как обычно премия в три оклада.
Тридцать серебряников, вполголоса произнёс Каманин и тут же укоризненно спросил:
Но, отдавая ребёнка Малеру, вы же не знали точно, что будет с этим формально умершим младенцем? Что его действительно отправят в спецшколу, а не разберут на донорские органы, и не используют вместо обезьянки в каких-нибудь медицинских экспериментах?
Бог с вами, что вы такое говорите? Курт Иоганнович сотрудник КГБ, Афанасьев экспрессивно указал пальцем куда-то в потолок. Там всё законно!
Значит, подделывать свидетельства о смерти это законно? И вы уверены, что госбезопасность не способна на эксперименты с детьми?
Но это уже давно отработанная схема. Вы же сами в ней служите. Или? бывший главврач с ужасом посмотрел на псевдовоспитателя.
Успокойтесь! Конечно, никто никаких детей на органы не разбирает. Все они действительно попадают в самую лучшую в мире спецшколу. Я работаю в ней буквально всю жизнь, и за это время там никому даже аппендицит не вырезали, иронично усмехнулся Каманин.
А я сотрудничаю с Куртом Иоганновичем ещё с семидесятых годов и уверен, что он даже в мыслях не мог пожелать детям ничего плохого! Вы же сами сказали, что Лаптев оказался очень талантливым учеником, и его ожидает блестящая карьера. А кем бы он стал, попади в обычный детдом? Алкоголиком и уголовником? Афанасьев неожиданно побледнел и схватился за сердце. Надо же, первый раз в жизни что-то кольнуло!
Всё когда-нибудь бывает в первый раз, не слишком ободряюще произнёс Каманин. Таблетку валидола не хотите?
Нет-нет! Спасибо, уже отпустило! испуганно отмахнулся бывший главврач.
Кстати, как звали сбежавшую мамашу?
Афанасьев задумался.
Кажется Марина точно Марина Лаптева. А вот отчество, убей, не помню.
И она никогда не пыталась найти своего ребёнка?
Пыталась. Но сначала, через месяц после того, как я отдал младенца Курту Иоганновичу, в нашей больнице появился её дед генерал Лаптев. Он ничего не знал о мнимой смерти ребёнка и хотел сам забрать новорожденного. Я объяснил генералу, что его внук родился недоношенный и очень слабый и спасти его было практически невозможно. Тогда Лаптев заявил, что хочет провести эксгумацию и перезахоронить правнука на московском кладбище, где лежат все его родственники. На подобный случай мы всегда закапываем в могилу запаянную урну с пеплом, вроде как ребёнка кремировали. И тут я здорово испугался: а вдруг этот генерал проведёт какую-нибудь криминалистическую экспертизу и узнает, что в урне лежит не человеческий пепел, а обычная древесная зола. Но Лаптев в тот же вечер с глря так напился в гостиничном номере, что под утро у него произошёл инсульт. Генерал пару дней пролежал в нашей больнице, потом его перевезли в Москву, и больше я о нём ничего никогда не слышал. А Марина Лаптева появилась в нашем городе только лет через десять, уже в начале нулевых. Я её не узнал. В девяносто третьем это была красивая энергичная женщина, а тут она была никакая. В тридцать пять лет Лаптева выглядела на все пятьдесят. И была одета как-то очень неопрятно: будто сбежала из плена или вышла из тюрьмы. Мне даже показалось, что она пьёт, хотя алкоголем от неё не пахло. Даже если бы я знал, где находится её сын, то всё равно ничего бы не сказал. Такой женщине нельзя иметь детей. Я отдал ей свидетельство о смерти и помог найти на кладбище могилу сына.
Каманин помрачнел и прикрыл глаза ладонью.