Но вот неожиданно появлялся некто, кто мимоходом говорил, что все уже давно где-то записано, каждый шаг запрограммирован, каждая эмоция просчитана, а ты лишь самодвижущийся автомат, воспринимающий указания извне. И каждый твой «новый» день давно закодирован на определенном носителе, который легко можно вставить в проигрыватель и просмотреть.
И вроде бы каждый из нас краем уха слышал о чем-то подобном, и даже возможно что-то читал на эту тему. Но казалось, все это происходит где-то далеко, с тем, кого мы не знаем, с кем-то сошедшим со страниц фантастического романа, но уж точно это никогда не произойдет с тобой лично. И когда вдруг один из самых близких тебе людей, с кем ты общаешься не один десяток лет, приходит и говорит, что он обрел способность считывать информацию со священной летописи человечества, первое, что ты испытываешь, это страх. Страх перед тем, чего не понимаешь, не можешь объяснить, но где-то в глубине признаешь и испытываешь перед этим необъяснимый трепет, потому что самые сокровенные тайны жизни так до сих пор никем и не разгаданы.
Твоя незыблемая точка опоры начинает шататься и раскачиваться. Невидимый крючок, за который ты цепляешься и на который нанизаны все твои убеждения, срывается и ты несешься куда-то в неизвестность. А ум начинает упираться, брыкаться и не принимать то, что выходит за пределы обыденного опыта.
Всю эту пугающую гамму чувств и испытывала сейчас Мария. И она не была до конца уверена, что хочет знать о том, что лежит там, за гранью.
«Но Мартин? Что произошло с ним? недоумевала она. С моим Мартином, которого я знаю с малых лет и за которым всегда втайне приглядывала и оберегала его от неверных поступков? Откуда у него такие способности?»
Полуденное солнце ласково припекало плечи. Тенор все еще надрывался со своими распевками, правда, теперь взял октаву повыше и, вместо просто «а» и «о», пел уже почти слогами «ми-мэ-ма-мо-му». А контрабас продолжал что-то бубнить низкими отрывистыми басами.
Нереальность происходящего повергла Машу в заторможенное состояние, и, пытаясь отыскать хоть какое-то логическое объяснение поведению Мартина, она смотрела на памятник Чайковскому, впрочем, не видя его, а скорее глядя сквозь.
Мартин снова отметил, что у нее нет ни единой мысли. Зато ее энергетическое поле выдавало неописуемое буйство красок, будто там шла битва, в которой каждый цвет пытался занять доминирующее положение.
«Значит, когда «думает» подсознание, разум молчит, размышлял Мартин. Цвета выдают общее эмоциональное состояние человека, это понятно, но сама мысль, вероятно, имеет какую-то другую природу. Ведь как, черт возьми, они попадают ко мне в голову? Может ли мышление сопровождаться выбросом определенной энергии, информационной матрицы, которую я и могу считывать? Или оно подобно электромагнитной волне, настроившись на которую, я могу принимать сигнал без искажений и помех? Но тогда все равно получается, что у мысли есть носитель, пускай и гораздо более тонкий, чем может различить человеческий глаз.
Но кто сказал, что человеческий глаз так уж совершенен? Ведь даже некоторые животные обладают куда более зорким и чувствительным зрением. Мы же видим лишь в узком диапазоне между ультрафиолетовыми и инфракрасными лучами. И слишком часто, по ошибке или неведению, принимаем границу нашего поля зрения за границу мироздания.
То же самое касается и слуха. Мы слышим вибрации в пределах от 16 до 30 000 колебаний в секунду, а за этими рамками для нас наступает полнейшая тишина, даже если звук по силе превосходит звучание миллионов оркестров.
Восприятие времени вообще условно. Нижняя граница работы сознания одна двадцатая секунды. Все события, происходящие быстрее этого порога, сознанием уже не улавливаются. И если какая-то форма жизни существует на более быстрой частоте, то человек ее просто не видит, хотя в стрессовых ситуациях иногда что-то и проскальзывает в поле его видимости.
Все это говорит только об одном человек воспринимает мир, в котором живет, лишь в строго отведенных ему границах.
Так почему же, учитывая ограниченность наших чувств, пространство вокруг не может делиться на ступени или уровни, по которым, подобно автомобилям, несущимся по городским магистралям, могли бы мчаться наши мысли? И если современная наука пока молчит, это вовсе не значит, что такого не может быть.
Да, нас всех учили, что материя состоит из атомов, внутри которых крутятся электроны и протоны, внутри них кварки, и так до тех пор, пока не найдется та самая универсальная единица, фундаментальная первооснова всего. Но может ли эта последняя единица быть настолько тонкой и разреженной, что плавно начинает переходить в энергию? Энергия же, в свою очередь, так же плавно перетекает в информацию. А раз все состоит из единой среды, значит, мысль и материя напрямую связаны друг с другом на некоем скрытом нефизическом плане, к которому меня каким-то образом подключили! Ведь должно же быть какое-то объяснение моим способностям?»
Различные концепции, словно на заседании многопартийного парламента, роились у Мартина в голове. Мозг один за другим выдавал варианты объяснений его феноменальной силе, но ни один не казался ему достаточно убедительным.