– Значит, это вино послужило причиной вашей раскованности?
Аманда хотела возразить, что последний хмель слетел с нее уже давно, но передумала, потому что только алкогольным опьянением можно было объяснить ее неприличное поведение. Она даже себе не могла бы сейчас объяснить этот поступок, поэтому предпочла обвинить во всем вино из бузины Ричарда Кларка.
– Вам следовало догадаться, что я пьяна, и вести себя, как подобает джентльмену, – укоризненно проговорила она. Но ей было очень стыдно снова ему лгать.
– Но ведь это вы попросили меня поцеловать вас, – сказал он.
– Не помню, чтобы я делала что-либо подобное! – упрямо возразила она.
– Ну, если это не было просьбой, то тогда я – африканский слон, – усмехнулся он.
– Нужно было держать себя в руках!
– Готов с вами согласиться. Нужно было, – великодушно признал он.
– И… и даже если я попросила вас об этом, можете быть уверены, что больше такое не повторится! – заверила она его.
– Очень благоразумно с вашей стороны, Аманда. Теперь вы понимаете, что я имел в виду, когда говорил, что не всегда следует руководствоваться чувствами?
– Перестаньте называть меня Амандой! – Она не знала, что ему ответить, и потому рассердилась.
– Хорошо, дорогая, – ответил он с любезной улыбкой.
– Нет, вы невыносимы! – воскликнула она и, подобрав юбки, поспешила прочь. – Вам послужит только на пользу, если я оставлю вас здесь одного и предоставлю самому заботиться о себе. – Она бросила на него взгляд через плечо и возмущенно ускорила шаг.
Джек смотрел, как колышется черная юбка Аманды, как соблазнительно покачиваются ее бедра. Через минуту после того, как она пропала из виду за склоном холма, учтивая улыбка стерлась с его лица. Их поцелуй не оставил его равнодушным, хотя причину этого он и сам не мог понять. Он не вспомнил ни своего имени, ни своей семьи, ни того, чем он занимался год или неделю назад. Но он знал наверняка, что не смог бы забыть, если бы хоть раз в жизни так целовал женщину. Он был почти уверен, что подобного с ним раньше не случалось…
Аманда Дарлингтон не переставала его удивлять. В ней крылась какая-то загадка: она могла быть неприступной и скованной, а в следующий момент – непринужденной и легкомысленной. Она была сильной и самостоятельной, но в то же время на редкость уязвимой. Ему хотелось уложить ее в постель – и защитить от всех напастей. Хотелось стать ее любовником – и другом. Его смущали собственные противоречивые чувства, которые никак не могли ужиться в одном человеке.
Одно он знал точно: разобраться в ситуации и в своих отношениях с этой женщиной он сможет только тогда, когда узнает истинную причину, заставившую мисс Дарлингтон мчаться сломя голову на Торни-Айленд и в полном одиночестве.
Он знал, что своей амнезией создает ей лишние проблемы. С другой стороны, он был убежден – и вовсе не из чрезмерного тщеславия, – что нравился ей не меньше, чем она нравилась ему. Она ведь сама в этом призналась, разве нет? Да и по какой иной причине она захотела бы, чтобы он ее поцеловал?
Джек нахмурился, вспомнив вдруг, что она говорила о «таинственности», которая ее в нем привлекает. Но что-то подсказывало, что причина не только в этом.
Он глубоко вздохнул и медленно побрел к экипажу. Ему потребовалась вся его выдержка, чтобы остудить жар, который разлился по его телу от близости с мисс Дарлингтон, и он отдавал себе отчет в том, что достаточно одного взгляда, одного случайного прикосновения, чтобы страсть снова захлестнула его. Если бы Тео не появился так вовремя, они занялись бы любовью прямо на траве у ручья, не думая о том, что их кто-нибудь может увидеть. Он готов был признать, что в тот момент совсем потерял голову от страсти.
Он прошел через деревню, раскланиваясь с гостями, которые расходились по домам после праздника, выдержал недружелюбный взгляд Тео, и, когда подошел к экипажу, остатки любовного дурмана улетучились из его головы.