А с ним исчезла муть обид,
цвели ромашки на поляне;
с каких немыслимых орбит
такие инопланетяне?
Как занесло их к нам? Зачем?
Что ни скажи, всё будет спорно.
Два карпа всплыли между тем
к поверхности воды озёрной.
И встали в метре от меня.
Кто на кого пришёл дивиться?
Ёж, торопливо семеня,
спустился к озеру напиться.
Мерцал экраном Кара-Голь,
мир добрым стал, а был несносен,
и звёзды жгучие, как соль,
блестели в кронах крымских сосен.
Вернулся я в родной бедлам,
я знал, свой день легко итожа:
есть Кара-Голь, и если вам
невыносимо, он поможет
Уживаются кошка с собакою
Кара-Голь
Душевную снимая боль,
покинув стрессовые зоны,
я к озеру шёл Кара-Голь[5],
где чудо-юдо есть тритоны[6].
О, из каких дремучих эр
они, о ком поведал Плиний[7],
являют нам собой пример
рептилий грозных, ставших мини?
Со дна всплывали пузыри,
светилась гнилостно коряга,
и, что ты мне ни говори,
а смена обстановки благо.
Тритон из ила всплыл ко мне,
взглянул на тающее небо
и, извиваясь средь камней,
исчез в траве, исчез, как не был.
А с ним исчезла муть обид,
цвели ромашки на поляне;
с каких немыслимых орбит
такие инопланетяне?
Как занесло их к нам? Зачем?
Что ни скажи, всё будет спорно.
Два карпа всплыли между тем
к поверхности воды озёрной.
И встали в метре от меня.
Кто на кого пришёл дивиться?
Ёж, торопливо семеня,
спустился к озеру напиться.
Мерцал экраном Кара-Голь,
мир добрым стал, а был несносен,
и звёзды жгучие, как соль,
блестели в кронах крымских сосен.
Вернулся я в родной бедлам,
я знал, свой день легко итожа:
есть Кара-Голь, и если вам
невыносимо, он поможет
Уживаются кошка с собакою
Кое-кому из прошлого
Забодали своею заботою,
замурыжили, как при колите.
Я по фене достаточно ботаю,
чтоб послать вас, да ладно, живите.
Что за мания гложет вас подлая?
Что за злоба в душе у вас плавится?
Стороной обхожу ваше кодло я,
но и это настырным не нравится.
За окном стонет птица полночная,
льёт фонарь тусклый свет на дорогу:
и опека мне ваша заочная
хуже очной, чесслово, ей-богу!
Я не знаю настырней советчиков,
кое в чём даже радуйтесь! вторю;
вы кувшин называете глечиком,
ну и добре, ведь я же не спорю.
Уживаются кошка с собакою,
воду, правда, не носим мы в сите,
и на мове неплохо я вякаю,
чтоб послать вас, да ладно, живите
А всё не привыкну никак
(из цикла «Подводная охота»)
За мыс Монастырский заплыв,
ныряю над скальной грядой:
на свете есть множество див,
но главные все под водой.
Вот стая кефалей, вот краб,
вот грота подводного мрак;
наверно, привыкнуть пора б,
а всё не привыкну никак.
Выходит из грота горбыль,
зубарь непуглив, как пижон,
я знаю, что всё это быль,
а кажется всё это сон.
Медузы пульсируют в такт
дыханию моря, их путь
неясен но нужен антракт,
пора от чудес отдохнуть.
И вдруг серебристый оскал!
то рыщет лаврак, словно волк,
и я выхожу возле скал
под мерные рокоты волн.
Бакланы на скалах сидят,
безлюдно и глухо окрест;
когда здесь штормит это ад,
подальше б от этаких мест.
Сейчас тишина. Полный штиль.
Любимейший час нереид.
И, стаю возглавив, сингиль[8]
несётся за мыс, в Партенит.
Ай-Никола
С Ай-Николы[9] к востоку видны Аю-Даг и Мартьян,
эти виды в душе, я всегда припадаю стихом к ним,
и такие рассветы над ними, что даже Сарьян
спасовал бы, наверно, тибетские краски припомнив.
Возле сосен дольмены[10] о таврах легенды хранят,
можжевельник живёт на откосах, отвесных прилично,
по тропинке Курчатова[11] можно вернуться назад,
где библейского возраста в скалах растёт земляничник.
Я с обрыва смотрю на открытый обзору простор,
я по Южному Крыму поплавал-побегал и много:
столько моря иметь и таких удивительных гор
может только земля, очень чем-то угодная Богу.
На крутом повороте храм к небу вознёс купола,
и церковное пение кружит по кронам иглистым,
и парит надо всеми согретая солнцем скала,
на которой учились победам своим альпинисты.
Ореанда у моря внизу манит взгляды к себе,
там, в подвальчике царском, хранятся бутылки токая,
и плывут теплоходы, как будто плывут в серебре,
так парчовыми бликами дали морские сверкают.
О, такие восторги банальны для Крыма давно!
И, живущие здесь, к тем восторгам привыкли давно мы!
Но на этой горе их сдержать, никому не дано,
я таких не встречал, мне такие пока незнакомы.
Потому и пишу эти строки, сомненья смирив,
с яхт прогулочных ветер доносит мотивчик весёлый;
я поездил по свету, я видел достаточно див,
но Мартьян с Аю-Дагом им фору дадут с Ай-Николой!..
Горбыли
Горбыли
Как парят горбыли[12] в некий час
в толще водной в местечках укромных!..
Вновь политики сделали нас,
словно я этих рыбин огромных.
Похвальбой не страдает мой стих,
вспомнил рыб тех с сочувственной миной,
любопытство, доверчивость их
уязвимости стали причиной.
Вот ныряю идут на меня.
Выстрел! Стая рванулась с испугу.
Леска с рыбой пронзённой, звеня,
режет воду, несётся по кругу.
Так и мы на посулы идём,
всё мы верим в нардепскую милость;
вот и строй уже рухнул, как дом,
как стена, вся страна развалилась.
Но молчим всё, как рыбы молчим,
ничего уж как будто не смыслим,
доверяем удачливым, им,
подставляемся сами под выстрел.
Мы не сами ль себя довели,
одурачили, уговорили?..
Невесомо парят горбыли
Тьфу! О чём это я здесь?.. Парили.
Горбылей тех уже не найти,
смёл их ужас похлеще торнадо
Снова мы выбираем пути
и идём за манками, как стадо.