В тот момент я решил, что «у них» должен быть Штирлиц: рано или поздно граница должна обрести осязаемость, это закон. И тогда без агента «на той стороне» будет трудно.
В те дни собирались мы в клубе (Зал Стыка Наук плод «витков»). Я вышел к трибуне, и всё изложил. Замечания были, однако идея понравилась; день или два мы додумали каждую мелочь. Решать, кто пойдёт, не пришлось: и идея моя, да и я, как ты знаешь, умею настаивать.
Я уходил «в пустоту», в неизвестность. Задача была ассимилироваться, быть по возможности ближе к технической связи. Перед отправкой я выучил схемы телеграфа Морзе и грозоотметчика Попова, чем, правда, не обогатил технический опыт противника. Удалось, между тем, настоять на строго определённом расстоянии между столбами. Не знаю зачем радисты просили.
Короче, ассимилировался. Повоевал за Новые земли воевал страстно, отчаянно. Не раз ловя себя на том что драка и ожидание вылазки становятся не менее важными, чем прочтённая вечером книга. Но удержался: едва заварушка закончилась, я влился в группу, налаживающую связь. Основой мы считали развитую железнодорожную сеть: помимо прочего, станции были складами, а также почтовыми центрами; а линии связи, идущие вдоль полотна, легко и удобно обслуживать. Кстати, похвастаюсь: даже когда мы гуляли по их территории, почта работала и поезда шли по расписанию.
Я выбрал службу не в центре: боялся рутины, Макс Отто фон Печкин ни в коем случае не мог, как пели «Земляне», «врасти в будни». «На точке» ж почтмейстер там это не Печкин. Почтмейстер на железнодорожной станции есть интендант и диспетчер, обходчик и стрелочник; он кладовщик и хранитель всей станции, он же кассир. Он встречает каждый поезд, обменивается почтой, сдаёт-принимает вагоны, «на нём» телеграф и, конечно доставка. То есть «плюс Печкин». Помножьте всё это на некоторую уединённость, и вы получите требование высочайшего самоконтроля!
Я выбрал службу не в центре: боялся рутины, Макс Отто фон Печкин ни в коем случае не мог, как пели «Земляне», «врасти в будни». «На точке» ж почтмейстер там это не Печкин. Почтмейстер на железнодорожной станции есть интендант и диспетчер, обходчик и стрелочник; он кладовщик и хранитель всей станции, он же кассир. Он встречает каждый поезд, обменивается почтой, сдаёт-принимает вагоны, «на нём» телеграф и, конечно доставка. То есть «плюс Печкин». Помножьте всё это на некоторую уединённость, и вы получите требование высочайшего самоконтроля!
Тогда и не раньше открылась возможность работать. Но выйти на связь при том что я давно уже был на связи задача была нерешаемой! По-нашему скажем, была интересной, ведь сложности были такого же рода, что и в «проблеме SETI»: связь односторонняя, уговор с абонентом технически невозможен. А уж с принимающей стороны это и вовсе напоминало поиск сигналов из Космоса: регистрировать «белый шум» и пытаться найти в нём хоть что-то разумное. Разница в том, что от нас доносилась куча разумного «хлама». Перебрав множество вариантов, я остановился на, пожалуй, самом изящном: цитировал классику. В своей станционной библиотеке я собрал все произведения, входящие в школьную программу, а также рекомендованные школьникам на дом. Надеясь, и небезосновательно, что на Базе библиотеки обширнее и что эти произведения там точно есть, я принялся сыпать цитатами то намекая («не помню страницы») на некую цифру; то на следующую, на предыдущую фразы. Мои многочисленные «внутриэстэшные» абоненты и не подозревали, что рифмы из цифр, парадоксы цитат адресованы в том числе Базе.
Впрочем впрочем, у базовцев и без меня было достаточно данных: практически всё что передавалось по телеграфу и радио, передавалось открытым текстом; то же что шифровалось, имело стандартную «шапку» гигантских размеров. Причём, смею заметить, эту бякость не я им подстроил и ведь догадались
Границу они перекрыли, что было естественно: каждый участок имеет забор. Но от нас к ним никто не пришёл, ибо База уже была Базой.
И их пограничная стража как факт защитила не их, а противника. Стало быть нас. Дело в том, что попытки пробраться к нам были, и были нередки. Пусть цель их была не пробраться, а выбраться, нам они были опасны: любой, кто пришёл бы, потребовал массу внимания. Это в процессе «витка» непременно бы «сбило дыхание» многим.
А выбраться люди хотели. Особенно те кто не стал победителем.
«Первые», став в этих войнах сплочённее, поняли: шанс и возможность создать государство на энтузиазме, едином порыве, ещё не распавшимся в мелкие струйки победа даёт идеальный! И с мощью творцов, не боящихся делать ошибки, они сотворили своё государство.
Творец не боится ошибок, он знает: они неизбежны. Гарантия от ошибок исчерпывается двумя случаями: если имеется опыт (твой или чей-то), и если ты что-то построил, увидел ошибки, и теперь уже можешь отлаживать. Всё без ошибок и с первого раза фантастика.
В общем, ребята взялись, и у них получилось. Их новое общество было пусть несколько странным, однако логичным: полная государственная собственность, тотальный военно-ориентированный план как и в Союзе; но чёткая кастовая система: все, бывшие в первом периоде, «высшая каста», а кто завоёван рабы (я старался уйти от последнего слова, однако оно и лишь только оно будет точным).