Послали вагонетки с пьяными агитаторами, но Свирский только и делал, что ставил их к стене богадельни и расстреливал.
Тогда Сестрёнкин переоделся каликом и поехал сам.
Только так Свирский исчез, гдей-то закопав кодмизара Левина и половину золотого запаса Блефуску.
Сестрёнкин же с исчезновением врага оперился немного и надел на волосатое матросское голое тело цвета децкой негаданности китовую рубаху.
На! неласково сказала власть, тяжело расставаясь с подарком.
Хвать! только и смог сказать он, прижимая валенки к узкой груди. Или рубаху уж, не помню точно! А может, и то, и то!
В двадцатые годы с приходом шепелявого стиля в гору продвинулись «Гунькин Штраус и Быстрые Ластоногие Марсы», бежавшие как все джазмены из Кармании через Польшу и Китай. Название у группы было что надо! Первый сорт! Парадоксом было то, что почва, ушедшая из-под ног в Кармании, здесь под ноги не вернулась, или, лучше сказать, её попросту никогда не было!
В двадцатые годы с приходом шепелявого стиля в гору продвинулись «Гунькин Штраус и Быстрые Ластоногие Марсы», бежавшие как все джазмены из Кармании через Польшу и Китай. Название у группы было что надо! Первый сорт! Парадоксом было то, что почва, ушедшая из-под ног в Кармании, здесь под ноги не вернулась, или, лучше сказать, её попросту никогда не было!
Револьвер пришлось отложить, а потом и сдать рачительной власти.
Потом пошли годы полные аплодисфараонов и цветов. Он стал импресарио артистов и одновременно раз в неделю писал на них доносы в секретные органы.
А его жена порождала всё новых сыновей!
Потом была война, в которой он ведал выпуском деревянного мыла, и дохимичился с составами до того, что его самого чуть не расстреляли за саботаж и подделкуфальшивого мыла. Помогли Лемцы, разбомбившие тюрьму и убившие всех охранников. Большевик Сестрёнкин ударами ягодиц выбрался из-под обломков, и сжимая под мышкой два куска деревянного мыла и обгорелую справку полкового госпиталя, рванул в неизвестном направлении, уворачиваясь от бесконечных мин и снарядов.
Господь закрывал его плоть дивными дланями!
Конец войны застал его в рыболовецкой бригаде «Шторм».
Сын славного большевика Петя Сестрёнкин отучился в Нуске в военном училище имени Куры, и в должности адъюнкт-венерала владел полигоном, на котором стояла единственная уцелевшая чудовищная немецкая пушка, которая в отличие от больсцинства отечественных, до сих пор ловко стреляла в бога, душу и мать, что раз в год, подле Великих Победных Каникул, возобновлялось, вызывая вздох повсеместного великого уважения из уст партийных конференций, крутившихся на случай фотографии подглянцевым цевьём грандиозной пушки.
Здесь фотографировались все звёзды столичного бомонда, и даже стоял знаменитый виолончелист Растропович со смычком и каской.
Век закончился, пушку тайно продали в Швецию на металлолом, но там где раньше был полигон, теперь кроме гипермаркета «Астара» стояла новенькая почти трофейная «Мазда-Горгона» Сестрёнкиного нучека, Сеньки, гения порно-бизнеса, сутенёрства и ловкого игорного предпринимателя.
Идут же некоторые по жизни! Залюбуешься!
Он не дал в обиду нравы династии!
Как-то ловко вышло, что никто из Сестрёнкиных никогда в тюрьме не сидел, и это было так странно, что их втайне стали сторониться, как заговорённых. Даже во времена Иосифа Кровавого, когда казалось, не было семьи, чья жизнь не была бы испорчена, старшмй Сестрёнкин каким-то чудом избег потрав и просочился сквозь большевистские рогатки и силки.
И тут, когда казалось, всё наладилось, произошло в жизни Сестрёнкина какая-то несусветная шлажа. То ли доверился кому, то ли на женщине погорел, то ли ещё что, да только вдруг потерял он всё, и даже машину и крвартиру отдал, чтобы воротить долги, а сам сначала поселился в подвальчике на окраине города, где ему пробили голову, потому что он никогда не запирал своё новое бунгало, и с тех пор он жил в лесу на окраине и бегал передо мной по рынку со своим мешком, сын славных родителей!
Поняли к чему я тут притчую?
Так проходили колы времени в Божественном Блефуску.
Знаменитый политсоветник пердиздента Давида Ёжикова Шайз Гомнов пребывал в эйфории.
Он проехал, как ему казалось, победным маршем по Блефуску и хотя случайно на новой потрясающей машине лучшего автомобильного завода, который только что стал шевелиться, чуть не задавил команду футболистов, вышедшую встречать его на шоссе с мячами и шильдиками в руках, пробовал манную кашу в семи дюжинах децкыих садов, которые ему вменили посетить, в забытьи ловил раков в Туве.
Хорошего в его путешествии было много больше, чем скверного.
Образцовый семьянин, нечего сказать!
Однако подвиги, совершённые им в области культуры, были не столь велики, как при дегустации каш. Дегустация каш, дурацкий смех и всякая лажа выходила у него гораздо лучше вещей серьёзных! Собственно говоря, никакой культуры вокруг не было, и денег на неё он поклялся не тратить вовсе.
В большом Благословенногорске он увидел изваяние целующихся Станиславского и Немировича-Данченко. Поцеловались они взасос и надолго, что было отлито скульптором Топорым в пристойные бронзовые формы.