Совсем хреново?
Прорвёмся, пожал плечами Кирсанов.
Тынштык воткнул ёлку рядом со снеговиком:
Ну-ка, девочки, подсуетитесь.
Красавицы покопались в сумочках и вытащили по пудренице. Глаза у снеговика получились удивительные: левый лунно-серебряный и правый солнечно-золотой, а ёлку украсили блестящие футлярчики теней, помады, прочие дамские мелочи.
Двери подъезда распахнулись семейство Лялькиных в полном составе вытащило во двор дубовый обеденный стол. Мама Лялькина расстелила парадную скатерть, и дети стали споро носить и расставлять салатницы, блюда, тарелки. Папа Лялькин вместо метлы принес снеговику швабру мокрые верёвочки, застыв на морозе, походили на колючего морского ежа.
Молодожёны из четвёртой квартиры Надя и Лаврик Сон воткнули снеговику нос-морковку, повесили на грудь маленький плеер и попытались водить хоровод. Хоровод вдвоём не получался. К Надюхе и Лаврику подбежали Лялькины, Тынштык и инопланетные красавицы.
Коленька, это что, решили всем домом Новый год отметить? Поинтересовался почтенный пенсионер Ривин.
Так вот получилось, Борис Соломонович. Присоединяйтесь. Холодно только.
Холодно. Новый год. Дети в Хайфе, внуки в Хайфе и у них Новый год. А какой Новый год без снега?
Борис Соломонович сходил домой и вернулся укутанный в каракулевую шубу жены, поставил на стол корзинку с разнокалиберными хрустальными фужерами. Пробрался к снеговику и курагой, как мозаикой, выложил ему широкую улыбку.
Равиль! Студент! Выходи! Заорали дети Лялькины. Петарды жахнем!
Окно на втором этаже распахнулось. Из окна вырвались клубы дыма, и выглянул компьютерный гений. Как и положено компьютерному гению небритый, очкастый, слегка заряженный пивом. Кивнул головой и исчез. Через минуту Равиль появился на улице: брякнул на стол связку петард, подошел к снеговику, примерившись, нахлобучил на голову яркое пластиковое ведёрко.
Петарды свистели и грохали, плюясь в небо огненными шариками. Дети и красавицы отзывались радостным визгом. Мама Лялькина обвела всех грозным взглядом:
Весело? Да? Все здесь, а бабку забыли!?
Мужчины загалдели и наперегонки припустили в подъезд. Немного спустя, Тынштык и Лаврик с пиететом вывели, поддерживая под локотки, величавую старуху. Сколько лет Амалии Карловне не знал никто и двадцать и тридцать лет назад она была такой же. Амалия Карловна жестом подозвала Кирсанова, сняла с головы ажурный пуховый шарф, указала на снеговика. Николай набросил шарф на шею снеговику тот залучился радостью, стал домашним, родным.
Хлопнула пробка. Шампанское разлили по фужерам, заговорили разом:
Счастья всем!
Живите долго.
Здоровья и денег побольше!
Дай я тебя поцелую!
Дядя Коля, не хочу, чтобы он растаял, младший Лялькин теребил Кирсанова за рукав.
Не горюй, всё будет хорошо.
Часы отбивали удары соседи дружно чокались бокалами. Нежный хрустальный звон плыл в воздухе, переплетаясь с боем курантов. И когда стих отголосок последнего звука раздался густой баритон снеговика:
С Новым годом!
Снеговик в самом деле заговорил?
Я немного помог.
Добренький ты Как-то это не по-нашему. По-человечески.
С кем поведёшься. Мастера вспомни: злых людей нет на свете, есть только люди несчастливые. И если можешь дать людям немножко счастья, если можешь сделать чудо сделай. От этого не только они я стал счастливее.
Непростой домик. Как они тебя перекроили.
Может, оно и правильно.
Всё может быть, давайте по домам. Хорошего дня!
Ночь четвёртая: Голос купеческого дома
«Важность приличествует учёному человеку» гласит китайская мудрость. А я, вот, не учёный, не человек, но важный страсть. И почти всегда был важным. Всё потому, что мой дом самый красивый. Ну, почти самый красивый. Только у него есть башенка с крышей-куполом и выходит он окнами своими сразу на две улицы Курмангазы12 и Фурманова13. Модерн начала двадцатого века! Дом невелик, но строили его три года по заказу почётного гражданина города Верного, владельца сапожных мастерских Тита Головизина. Обувь в головизинских мастерских шили знатную: женскую ботиночки на пуговицах и туфли, детскую всякую-разную. Для мужчин штиблеты. Военных не забывали. Сапоги, конечно, не шуваловские, по сто рублей за пару, однако парадные офицерские по двадцать рублей шли, а обычные по три рубля пятьдесят копеек.
Может, оно и правильно.
Всё может быть, давайте по домам. Хорошего дня!
Ночь четвёртая: Голос купеческого дома
«Важность приличествует учёному человеку» гласит китайская мудрость. А я, вот, не учёный, не человек, но важный страсть. И почти всегда был важным. Всё потому, что мой дом самый красивый. Ну, почти самый красивый. Только у него есть башенка с крышей-куполом и выходит он окнами своими сразу на две улицы Курмангазы12 и Фурманова13. Модерн начала двадцатого века! Дом невелик, но строили его три года по заказу почётного гражданина города Верного, владельца сапожных мастерских Тита Головизина. Обувь в головизинских мастерских шили знатную: женскую ботиночки на пуговицах и туфли, детскую всякую-разную. Для мужчин штиблеты. Военных не забывали. Сапоги, конечно, не шуваловские, по сто рублей за пару, однако парадные офицерские по двадцать рублей шли, а обычные по три рубля пятьдесят копеек.