В своих дневниках Зелинский описал подлинную жизнь литераторов. Но, понимая всю опасность этого, вел записи очень обрывочно. Он хранил материалы конструктивистов. У него оказались дневники Гаузнера того самого, которого он называл человеком XXI века.
Григорий Гаузнер. «Вытравить из себя интеллигента»
О Григории Гаузнере известно немного. Он был самым младшим из конструктивистов родился в 1907м, стал зятем Веры Инбер, мужем ее дочки будущей писательницы Жанны Гаузнер. Он прожил очень короткую жизнь, умер 4 сентября 1934 года. Последняя запись в дневнике датирована 24 августа.
Вера Инбер пыталась написать воспоминания о нем, когда уже не было в живых ни его, ни дочери:
Гриша Гаузнер всегда казался похожим на Кюхельбекера. Он собирал книги о Японии: позднее я вернула их его матери. При всей его молодости Гаузнер был уже совершенно законченным писателем.
Его поездка в Японию от театра Мейерхольда, тот любил таких юношей. Театр Кабуки[109].
По дневникам видно, что Гаузнер был очень талантлив, обладал амбициями настоящего писателя, всерьез работал над большим романом с характерным названием «Превращенный». В романе герой с фамилией Гаузнер проходит целый ряд испытаний.
Вот основные вехи романа: от грязи 20х годов рывок к элегантности, культуре
Проник в интеллигенцию. Блатная романтика. Кинематограф. Театры. Пивные. Кафе. Элегантность, изящество западных. Мальчик в клетчатой кепке с трубкой.
Журнальчики. «Вечерки», «Огонек», «Новый зритель», «Красная нива».
Он яростно тянется к культуре из своей грязной ямы 20го года.
Журнальчики. «Вечерки», «Огонек», «Новый зритель», «Красная нива».
Он яростно тянется к культуре из своей грязной ямы 20го года.
Нэпачи. Город. Живая церковь, черная биржа, вывески с составными фамилиями (приказчики и сухаревцы). Новые особнячки застройщиков. Рабочие клубы. Газеты О чем говорят в инженерских квартирах. Смешанный быт. Вытравить из себя интеллигента. Превращение.
Гаузнер в 2000 году. Если сразу попасть в коммунизм, то я буду там жалок. Идеальная организованность. Чудеса техники они все хозяева в них, а я невежа. Развившиеся большевики. Освобождение от собственности[110].
Он не сомневался, что в XXI веке мир разовьется во что-то прекрасное, он думает, что не будет достоин этого времени. Однако в его жизни все запутанней и сложней. Он проходит настоящий путь к утрате в себе интеллигента не в метафорическом, а подлинном смысле слова.
23 апреля 1927 года.Насколько мой путь труднее пути Бабеля. Он умнее меня: приходя к низшим, он остался собой самим. А я, как наивный дурак, Агапов, из честности сам старался стать низшим. Я изо всех сил старался подавить в себе себя, подавить в себе мать и растить отца. Я тужился стать свиньей. Как трудно мне теперь становиться на две ноги попрыгавши на четвереньках[111]
Проблема превращения, заявленная в жизни и романе, не только его частное дело.
19 февраля 1931. Расправа с интеллигентами в большой степени вызвана тем, что мы думаем и потому опасны правительству, полагающему себя обладающим последней истиной. Утверждение, что мы сейчас уничтожимся окончательно, совершенно ложно. Мы понадобимся еще. Больше мужества.
После путешествий в Туркмению, где он встретится с Луговским, военных лагерей, Гаузнер вернется в Москву.
29 ноября 1932 года. Приезд. Изменившаяся Москва. Чище. Притихшая классовая борьба. Новые здания, широкие тротуары на Садовой. Длинные продовольственные очереди. Констры возвратились к жизни, но уже пониженные. Циничный Сельвинский, официальный Корнелий, добросовестно ограничивший себя Агапов. С другой стороны ребята у Усиевич, только живущие сегодняшним днем, газетным, лозунговым, действительные лирики стройки, перемешивающие работу и вечеринки, поверхностные, плохо образованные, но уже нового качества. Жанна и вся история с ней. Вечера у Каганов, и этот еврейский американец, деловит, цинически трезво оценивает положение, рассматривающий ЦК как хозяев с причудами, которых приходится, вздыхая, уговаривать и стаскивать с облаков, это компания, я вам доложу, коллекция типов!
Интеллигентские метания разобьются в поездке по Беломорканалу. А пока знакомство с чекистами, работа над книгой.
Тонкий, интеллигентный, красивый Григорий Гаузнер, знаток и любитель Японии и японского языка, член группы мейерхольдовского театра, после поездки на канал работает с Борисом Лапиным над книгой. Нечто иное он заносит в дневник:
27 августа 1933. Поездка на Беломорстрой, и впервые обстановка и круг верхов. Фирин с его необыкновенной биографией агента-заграничника. Скромный Горожанин. Выдержка и тренировка чекистов. Привыкшие ко всему и опытные женщины обслуги. Поездка на Волгу Москву и необычайный слет. Ужин у Когана. Печальный Горький: «меня кормят всякими лекарствами, и тибетскими, и от каждого хуже». Рассказ Когана как строили. «Я, кажется, хвастаюсь?» Горький уходит после краткой речи. Коган это дело втягивает. «Я уже не мог бы не строить. Сначала, когда меня Ягода позвал, я сомневался, какой я строитель». И как он нам объяснял работу на трассе лучше всякого инженера .