И Илья Лаврентьевич начал ровным голосом:
Бандит у нас хороший пёс, умный, сторож отменный, и сад, и дом от лихих людей охраняет. Он теперь мои глаза, я без него никуда. И ответственность свою понимает, не шалит, когда меня ведёт.
Пёс завилял хвостом. Поводя ушами, положил довольную морду на лапы. Илья Лаврентьевич продолжал, не меняя интонации:
Правда, в остальное время пошалить любит. Все соседи на его проказы жалуются.
Собачий хвост замер, уши насторожились. Довольное выражение с морды исчезло.
Вот намедни Домрачёвы жаловались, что Бандит в их дворе догонялки с петухом затеял, перья из хвоста выдрал. Петух с перепугу охрип. Соседка обещала нашего разбойника хворостиной отходить.
Пёс встал и ушёл за дом.
Видала? Всё понял.
Вот это да! ахнула Лиля.
А за что вы имечко ему такое дали Бандит? вмешалась в разговор ещё одна девушка.
Так это не я дал, я его Угольком назвал. Мне друг подарил щенка немецкой овчарки. Он тогда весь чёрный был, словно сажей вымазанный, ну чистый уголёк! Рыжие подпалины на боках и на морде позже появились. А Бандитом его соседки прозвали за его шалости, да так и приклеилось к нему новое имечко, про Уголька-то все и забыли, Бандит, да Бандит. Уж больно пошутить любит.
Собака? Шутить? Как это?
А как человек. Я когда зимой двор от снега чищу, у забора сугроб получается до самого верха. А с другой стороны забора тротуар расчищенный. Бандит забирается на этот сугроб, ложится плашмя и из-за забора за тропкой наблюдает. Идёт мужик, пёс лежит. Идёт ребёнок, пса не видать. Идёт баба с пустыми вёдрами к колонке, пёс в сугроб вожмётся, словно нет его. А вот когда баба с полными вёдрами на коромысле назад идет, да как только с ним поравняется, тут Бандит вскакивает и во весь голос сверху: «Гав!». Баба: «Ой!», и бряк на снег! Коромысло в сторону, вёдра набок, а он хвостом виляет, довольный! Тока что не хохочет! Баба тока-тока пытается встать, он снова: «Гав!», она снова бряк. И так, покуда кто-то из нас на выручку не придёт. Уж и ругали его, и наказывали всё без толку. Чуть отвернёмся, он уже на своём наблюдательном пункте новую жертву караулит. Все соседки, зная его повадку, мимо нашего забора с полными вёдрами не ходят, по другой стороне улицы наш двор обходят. Разве что которая забудется, либо новую какую подкараулить ему удастся. Ну, тогда у него праздник. Довольнёшенек! Настящий бандит!
Илья Лаврентьевич встал, вернулся в дом. Вышел на крыльцо уже с котомкой, тростью и поводком.
Эй, Бандит, на работу пора. Мне чай пить, тебе склад сторожить.
А пёс уже тут как тут, ждёт, пока хозяин поводок пристегнёт.
И пошли они чинно рядышком, два друга, молодой да старый.
Антонина
Анна Ильинична собралась на прогулку. «Гуляла» она обычно на лавочке возле подъезда. В хорошую погоду часами просиживала, греясь на солнышке, наблюдая за жизнью двора, да поджидая случайную собеседницу. А что одной-то в четырёх стенах делать? Она тщательно запирала замки, когда этажом выше хлопнула дверь, и раздался быстрый перестук каблучков. Дверь наверху тут же вновь распахнулась, и Анна Ильинична услышала гневный голос соседки Антонины:
Рая, вернись немедленно! Я запрещаю тебе в таком виде идти! Негодная девчонка!
Мимо Анны Ильиничны вихрем промчалась Раечка, хорошенькая шестнадцатилетняя девушка. Старушка еле узнала выросшую на её глазах девчушку: вместо косичек на голове красовалась «бабетта», копна чёрных блестящих волос перехвачена алой ленточкой, на губах яркая помада, тоненькая девичья талия затянута широким поясом, на ногах «взрослые» туфли, а на ресницах дрожат слезинки.
Ну погоди, упрямица, я тебе вечером устрою головомойку! раздался ей в след сердитый окрик матери, и дверь с шумом захлопнулась.
Анна Ильинична поспешила на своих больных ногах во двор, в надежде на продолжение представления, и не ошиблась. Раечка добежала до угла дома, однако шаг её становился всё медленнее, нерешительно потоптавшись на углу, она тихонько пошла обратно, присела на скамейку у подъезда.
Здравствуй, Раечка! Какая ты стала взрослая, да красивая, тебя и не узнать, вкрадчиво начала Анна Ильинична, И куда же ты, такая нарядная, собралась?
Здрасте к подружке на день рождения, нехотя ответила девушка.
Мать-то как осерчала! Небось, за туфли? Или за помаду? И часто тебе так влетает?
Да всё время воспитывает, как маленькую! Словно не видит, что я выросла уже.
Да, да, родную бы дочь не тиранила, поди, а за сиротку и заступиться некому!
Анна Ильинична сочувственно покачала головой. Рая изумлённо взглянула на нее:
Родную дочь? Сиротку? Что вы такое говорите?!
Анна Ильинична прикусила язычок:
А ты? Ой, да не слушай меня, старую! Это я так к слову. Болтаю, сама не знаю чего
Но Раечка её уже не слышала, в голове у неё вихрем кружились мысли, обрывки воспоминаний, давних вопросов, выстраиваясь в единую картину. Она сорвалась со скамейки, как птица с ветки, побежала домой. Анна Ильинична растерянно поглядела ей вслед и перебралась к другому подъезду, от греха подальше.
Вернулась? Вот и умница. Умойся, причешись по человечески, и иди как девушка, а не как пугало, примирительно говорила Антонина дочке, но та молча пробежала мимо неё в комнату, вытащила из комода коробку с фотографиями и начала лихорадочно в ней рыться.