Скажи-ка, переменила я тему, эта община как бы подпольная? А все эти иностранцы раввины?
Иностранцы это прежде всего люди Ребе, не обязательно раввины.
Какого Ребе?
Любавичского. Он в Бруклине живет и уже долгие годы поддерживает все еврейские общины Союза. Посылает еду, книги, учителей Благодаря ему все и держится. Раньше было очень тяжело, постоянное давление, слежки, угрозы Сейчас посвободнее стало. Конечно, все мы под колпаком. Но уже можно одновременно и посещать синагогу, и сохранять место работы или учебы. Это, по крайней мере, позволяет молодежи приходить сюда без каких-то серьезных осложнений. Для парней уже есть иешива, они здесь и спят, и учатся. А девиц, кроме нас с Дорой, больше пока нет.
Кто это Дора?
Приходи завтра утром на молитву, познакомишься, ответила Сара, дуя на горячую кашу.
Завтра вряд ли, неуверенно сказала я.
Во-первых, утром по субботам есть занятия в университете. Во-вторых, не слишком ли быстро я позволяю втянуть себя в этот внезапно открывшийся мне еврейский мир, так резко отличающийся от привычной реальности?
На сладкое Сара раздала всем какое-то простенькое домашнее печенье, после чего мужчины занялись произнесением застольной молитвы.
Мои свечи догорали.
Москва лежала в снегу огромная, важная, надменная. Москва и не знала, что есть тут, в районе Рижского метро, в Вышеславцевом переулке, маленькая деревянная синагога, уголок духовного Израиля.
Небо знало, судя по хитренькому мерцанию звезд, но не выдавало тайну. Снег не был антисемитом. Он нежно убелял все постройки, и синагогу тоже.
Мы с Сарой спустились по лестнице к выходу. Она приложила палец к дверному косяку и объяснила мне:
Видишь, прибита мезуза. Внутри нее пергамент с главной еврейской молитвой Шма.
На воротах во дворе также имелась мезуза, и я решила последовать примеру Сары и тоже поцеловать приложенные к мезузе пальцы.
Меня охватило ощущение святости, исходившее от моих собственных пальцев.
Очень интересно, только и сказала я.
Сара проводила меня до автобуса, и мне показалось, что она колеблется, сказать мне что-то или нет.
В конце концов она лишь спросила:
Тебе далеко ехать, да?
В Люберцы.
А Ну, давай, пока. Я тут близко живу. Счастливо!
Мы попрощались, и я со странным чувством вошла в автобус. С меня точно слетела вся чудная святость субботы, и я с ощущением внутренней пустоты оплатила проезд и уселась рядом с парнем в наушниках, который внимал рок-музыке и экстатично дрыгал ногой в такт.
13. Сон и реальность
Через несколько дней после этого шабоса я увидела сон, который был странен, как все человеческие сны, ибо к чему так подходит слово странный, как не ко снам, однако было в нем, помимо присущей всем снам странности, и что-то пророчески-ясное, загадочное, но подлежащее разгадке в будущем.
Я смотрю на заброшенные рельсовые пути посреди степных трав и слышу во сне, как мне говорят это Любавичи. Иду вдоль заросших травой рельсовых путей. Рельсы кончаются. Я останавливаюсь. Озираюсь по сторонам. Сбоку от путей нахожу некое строение, похожее на станцию метро, начинаю идти. Спуск в подземный зал. Люди. Одеты как те мужчины, которых я видела в Марьинке. Впрочем, есть разные. Центр их внимания старый и очень сияющий человек. Он смотрит на них, собравшихся в этом огромном подземном зале. Стоя на возвышении и безмолвно обращаясь к ним, он делает движение снизу вверх обеими руками, как бы говоря:
Летите. Летите. Вот так! Выше!
Он побуждает их подняться над собой, над реальностью, над физическим. Они пробуют и вздымаются на метр-два над полом. Я тоже с усилием поднимаю себя и зависаю в воздухе.
Это длится долго. Попытки и взлеты. У всех хоть как-то, да получается. Ребе улыбается и неустанно делает круговое, ободряющее движение руками. То, что это Ребе, я понимаю с чьей-то подсказки, точно так же, как поняла вначале, что местность называлась Любавичи1.
Это длится долго. Попытки и взлеты. У всех хоть как-то, да получается. Ребе улыбается и неустанно делает круговое, ободряющее движение руками. То, что это Ребе, я понимаю с чьей-то подсказки, точно так же, как поняла вначале, что местность называлась Любавичи1.
Это был сон.
Проснувшись, я тут же решила ехать в синагогу, чтобы найти Сару и спросить ее, что бы такое видение могло означать.
Я застала ее в верхнем отделении синагоги за перебиранием книг в одном из старых деревянных шкафов. Даже не здороваясь, с ходу принялась рассказывать:
Слушай! Мне снился Ребе. И Любавичи. И рельсы какие-то посреди степи. К чему бы это?
Сара удивленно выслушала эти и другие подробности, продолжая в то же время возиться с книгами, а вместо ответа на мой вопрос принялась рассуждать:
Ну и чудеса! Я думала, что ты в синагоге больше ни разу не появишься! Такой у тебя был вид в субботу скептический, отчужденный. А ты вдруг опять прибегаешь, да еще сон просишь разъяснить!
Действительно, подумала я, почему этот сон сразу заставил меня примчаться в синагогу? Подумаешь, сон! Вон у монашек-то в монастыре каждый день видения случаются Сны это несерьезно.
Сара прервала мои мысли вопросом: