Кроме Отца Григория из всей деревни в те годы был арестован лишь один человек печник (фамилия его, к сожалению, не сохранилась в памяти). Мужик был работящий, руки золотые. Но вот, ни в коммуну, ни в колхоз, ни в артель, ни в кооператив вступать не захотел. Единоличник «враг народа».
Кстати, семьи Отца Григория и печника никто не трогал. Жили и работали. У Отца Григория было шесть сыновей. Все они стали коммунарами и колхозниками. Все они, когда настало время, ушли на фронт. Все они не вернулись с войны. Один из сыновей, офицер, старший лейтенант, танкист, в 1943 году приезжал с фронта в краткосрочный отпуск к матери. Жена же Отца Григория, мать шестерых сыновей была частой гостьей в доме Парахиных.
За весь период коллективизации в шести колхозах (деревнях) Преображенского сельсовета было раскулачено лишь две семьи.
Одна семья в селе Успенье (зять и родная племянница Данилы Сергеевича Мария дочь его сестры Варвары). Фамилия семьи по мужу, к сожалению, не сохранилась в памяти. Самого мужика арестовали, землю отобрали, полдома отобрали. Семью не тронули. Его двое сыновей Михаил и Николай, выросли, выучились, впоследствии служили в рядах Краснознаменной Московской милиции. Оба дослужились до высоких званий, Михаил подполковник милиции, Николай майор милиции.
Вторая семья в деревне Зиброво. Фамилия семьи и её судьба, к сожалению, тоже нам не известна.
Летом 1937 года один из коммунаров села Никульниково украл мешок ржи пять пудов. Из района приехал следователь. Мужику грозило пять лет лагерей.
Вторая семья в деревне Зиброво. Фамилия семьи и её судьба, к сожалению, тоже нам не известна.
Летом 1937 года один из коммунаров села Никульниково украл мешок ржи пять пудов. Из района приехал следователь. Мужику грозило пять лет лагерей.
Но прежде чем давать делу законный ход, Данила Сергеевич собрал общее собрание. В яблоневом саду поставили стол, накрытый кумачовой скатертью, графин с водой, граненый стакан. Прямо на земле расселись селяне. Возле стола стоял, опустив голову и переминая в руках фуражку, виновник. Все честь по чести.
Что будем делать, товарищи колхозники? спросил председатель, Передадим дело в органы или будим судить общественным судом?
Сами будем судить! Общественным судом! загалдело собрание.
Слезы брызнули из глаз провинившегося мужика. Как он благодарил односельчан клялся искупить. Следователь, отобедав с колхозниками, испив чарку самогону, уехал в район. Мужику объявили общественное порицание.
Как-то, осенью 1938 года районный уполномоченный, с целью перевыполнения плана сдачи зерна государству, потребовал от председателя сдать, кроме всего прочего, общественный семенной фонд.
Данила Сергеевич запер амбар, отдал ключи однорукому сторожу и отправил его на дальнее поле, чтоб долго искать. Уполномоченному же было сказано:
Амбар закрыт, ключей нет, открыть не могу. Хочешь, сам ломай замок и сам вывози зерно. Помощников тебе здесь в этом деле нет.
Ломать амбар коммуны уголовное преступление. Уполномоченный уехал ни с чем.
А соседние колхозы дрогнули, сдали семенной фонд. В районе им обещали весной, к началу посевной привезти зерно.
Наступила весна. И ведь привезли! Берите! На станции в Измалково вагоны с отборным зерном стоят. Да вот ведь беда. Зима выдалась снежная. Весна выдалась дружная. Ручьи и реки вздулись, мосты посносило, дороги развезло. Каждый овраг неодолимая преграда. Как зерно со станции развозить по колхозам? А ведь весной каждый день дорог.
Как же пригодился семенной фонд сохраненный председателем (пришлось, конечно, делиться с нерадивыми соседями).
Каждую ночь, зимой и летом, Данила Сергеевич вставал в два часа. Он одевался, выходил из дома и шел осматривать хозяйство коммуны. Заходил на конюшню, в коровник, проверял амбары, сеновалы, перекидывался парой слов со сторожем, с конюхом. Часам к четырем он возвращался домой, садился за стол, наливал себе стопку самогонки, кружку кваса, разрезал луковицу, солил горбушку. Неспеша выпивал, закуривал (у него был свой самосад) и что-то писал в толстую тетрадь (многолетние систематические записи с наблюдениями за особенностями погоды, состоянием почвы, урожайностью различных культур и прочее, впоследствии бесследно исчезли в государственных архивах). В пять часов председатель ложился спать, а в семь часов уже вставал и шел на работу.
Кроме своих председательских дел, он никогда не считал для себя зазорным работать в поле наравне с рядовыми коммунарами.
В 1934 году в село провели радио. Большой черный рупор был вывешен над крыльцом сельсовета. Когда передавали концерты, песни, музыку собирались слушать всем селом. В годы войны собирались слушать сводки Совинформбюро.
В этот же год впервые в село на телеге привезли кинопередвижку. Собирались люди со всех окрестных деревень. Фильм показывали на сельской площади после заката солнца на специальном белом экране. Аппарат работал от громко трещащего и дымящего бензинового движка. Титры читали вслух. Оплачивался сеанс из общественной кассы коммуны 40 рублей. За лето кинопередвижка приезжала три четыре раза. Много фильмов было немых. Первыми привезенными в село звуковыми фильмами были: «Трактористы» и «Мы из Кронштадта».