Они были более безумными, чем наш Снежный Гусь, кричащий от тоски и страха каждый вечер с крыши отеля. Но они про это не знали.
Блаженны нищие духом, ибо не знают они, что творят! А Снежный Гусь, пойманный в невидимые сети поля трепещущих электронов, действительно стал сходить со своего гусиного ума. Он забыл о Канаде, стае, других гусях, запахе леса, свежей воды из озера, криках лягушек, и той гусыне с веселыми глазами, которая ему когда-то нравилась он все забыл.
Это невидимое поле волн стерло из его памяти все, что он накопил за два года гусиной жизни. Его гусиный компьютер был очищен от воспоминаний кто-то сделал ре-бут, и он забыл все.
Снежный гусь продолжал жить около отеля, продолжал петь свою песню отчаяния, провожая заход солнца, но ему уже не хотелось никуда лететь, ни кого-то искать. Может, как и всем этим людям, окружающим его. Им не хотелось больше ни искать счастья, ни менять свою, не всегда интересную, судьбу. Они смирились. Может, это электромагнитное поле влияло так на них, и они все тихо сходили с ума? Наш гусь про это не знал. Постепенно он привык к этому полю, окружающему его со всех сторон, он перестал на него реагировать, привык к этому шуму в гусиной голове и больше не обращал на него внимания. Он стал как все немного безумный, немного больной житель Вашингтона, житель человеческой цивилизации.
В следующий раз, когда Вы попадете в Вашингтон, вспомните про Снежного Гуся, который все еще живет на газоне во дворе отеля Бест Вестерн, на углу Тайсон Сквера и Вест-парк роуд. Если Вы подъедете к отелю вечером, когда заходит солнце, то Вы увидите его сидящим на черепичной красной крыше и кричащем в пустоту улицы свою безумную песню Снежного гуся.
Преображение
Муравей родился в муравейнике три недели назад. Теперь он подрос, панцирь его окреп, а лапки вытянулись. Сегодня был первый день выхода на работу. Он проснулся с утра, съел порцию пережеванных бригадой муравьев-поваров листьев, и пошёл к уже открытому выходу из лесного многоэтажного муравейника.
Первые рабочие муравьи уже были в лесу, оставляя для следующих пахучий след, ведущий к ближайшей плантации вкусных и сочных листьев и травинок. Он был муравьем, собирающим пищу. Не строительный материал, не защищающим подходы к муравейнику, не работающим в специальном отделении созревающих личинок, а именно муравьем, собирающим еду. Уже с самого начала он это знал, знал он и как собирать еду, где и куда её сдавать. Это все было запрограмированно в его крошечной голове, покрытой жёстким панцирем. И все же там, под панцирем, был мозг, нервы, сознание. Была в нем и любовь к своему муравейнику и своим братьям и сестрам полным и бесполым. Они были все одна семья с муравьиной мамой королевой, её охраной, её гаремом, хранилищем яиц, детским садом для личинок, общежитием для рабочих муравьев, внешней охраной и погребальным отделением.
Такова была структура этого многомиллионного общества, жившего в метровом муравейнике под старой сосной. Подземный муравейник был таким же большим, как и наземный с его каналами, хранилищами пищи, утепленными спальнями и погребальными коридорам.
Муравей не ходил в школу, не выбирал профессию, не делал заем в банке на строительства дома, не заботился о кризисе и безработице. Он знал, что есть дом, работа, пища и даже удовольствия в виде сладко-пьянящей жидкости, которую муравьи-животноводы добывали из тли, кормя её и массируя брюшки, из которых выделялась сладкая клейкая жидкость, приводящая муравьев в хорошее настроение. Жидкость выдавалась редко, но всем без исключения, и для муравьев это был настоящий праздник.
Все всё знали, и никто не лез ни в своё дело. Царица была вечная по сравнению с длинной жизни обычного муравья, и считалась муравьиным богом. Её охраняли, лелеяли, любили. Про неё ходили истории и легенды. Именно она определяла, сколько каких муравьев нужно родить, и никогда не ошибалась.
После нападений чужаков больших красных муравьев или муравьев других племён количество муравьев уменьшалось особенно воинов, охранников, надсмотрщиков и рабочих, но после похорон вышедших из строя собратьев, царица принималась за работу, пополняя потери новым поколением. Муравьи умирали и от старости тех тоже заменяли на новые. Так и жил муравейник без революций, кризисов и оппозиции.
Приходили холодные зимы, и муравьи уходили под землю спать в летаргическом сне, а весной с солнышком и теплом пробуждались опять. Все было рационально и размеренно. Никаких сюрпризов, кроме набегов соседей и погодных катаклизм с затяжными дождями и молниями.
Муравьи чётко знали свою территорию и не лезли к другим. Еды хватало, если рабочие муравьи трудились в полную силу и не отлынивали, но и такое бывало. Иногда происходило что-то генетически, может, тепла не хватало или пищи для личинок, но иногда рождались ленивые муравьи, отлынивающие от общей работы. Их не убивали, но наказывали муравьи-надсмотрщики, кусая провинившихся в шею или голову. Иногда это помогало, иногда нет. Тогда виноватых оставляли без пищи. Если они начинали работать хорошо, проступок забывали навсегда. Здесь не было бумаг, куда вносилась судимость или штраф каждый день был новый и начинался сначала. Никаких заслуг за долгую службу здесь тоже не было.