Постельное белье распределили честно: каждому по две простыни, одному пододеяльнику и одной наволочке, включая деда. Лишнее пустили на тряпки, чтобы никому не стало обидно. Естественно, разорвали самое ветхое.
Повседневная посуда и прочие мелочи разошлись аналогично, хотя и не без споров. Зато за хрустальные рюмки, стаканы, вазы, графины, салатники и кубки старухи бились отчаянно. Ни на три, ни на четыре без остатка ничто не делилось. Кому-то непременно доставалось больше.
Анастасия Павловна настаивала на том, что лишнее должно перейти непременно ей, так как она первая обнаружила усопшую и всю жизнь оставалась ее ближайшей подругой. Вера Сергеевна горячо отстаивала интересы Афанасия. Его усилиями открыли дом и провели достойные похороны. Элеонора Григорьевна истерично кричала, что ей никогда в жизни не перепадали подобные вещи, но она всегда хотела иметь их и потому вправе претендовать на дополнительные предметы.
Уступать никто не хотел. Каждый считал себя правым. Взаимные обвинения и старые обиды засвистели из каждой как воздух из туго накаченной проколотой камеры. Если бы не отчаянное желание каждой непременно овладеть вожделенной вещицей, то они так бы и разошлись, окончательно рассорившись. Но страсть поборола гордыню. И они, наконец, сошлись на том, что следует бросить жребий: кому чего выпадет.
Разделили.
Дошли до домашней живности. Старого, драного кота никто брать не хотел, равно как пятнистых кошек своих много. Пришлось тем навсегда обрести свободу. Разногласия с новой силой разгорелись за обладание белой курочкой, знаменитой своей яйценоскостью. Несколько раз все сбегали в курятник на нее посмотреть. Пощупали, понюхали, погладили. При этом каждая норовила тихо улизнуть с ней на улицу, под предлогом показать петуху. Мол, вдруг, «жениху» не понравиться, тогда и претендовать не станем. На самом деле наивно полагая, что, добежав до курятника, сумет быстренько сунуть ее внутрь и захватить рекордистку. Не станут же остальные таскать курицу с чужого двора. Но претенденты решительно пресекали такие наглые попытки, ибо сами не лыком шиты.
Когда спор достиг опасной степени обострения, Вера Сергеевна предложила снова тянуть жребий.
Фиг тебе, а не жребий. Не стану с тобой жребий тянуть. Ты жулишь, злобно заявила Анастасия Павловна, крупно проигравшая при последнем распределении хрусталя.
Можешь не участвовать, нервно отсекла ее Элеонора Григорьевна. Как человек образованный она понимала, что в подобной ситуации необходимо искать конструктивное решение вопроса.
Что, опять сговорились? Да? Против меня сговорились? Думаете умные такие? Не на ту напали. Я вам покажу, как сговариваться, и доведенная до истерики Тоська вцепилась руками в жидкие волосенки бывшей учительницы.
Ах, ты, сука! взвизгнула от боли интеллигентная старушка и заколошматила маленькими кулачками толстые бока бывшей доярки.
Что, опять сговорились? Да? Против меня сговорились? Думаете умные такие? Не на ту напали. Я вам покажу, как сговариваться, и доведенная до истерики Тоська вцепилась руками в жидкие волосенки бывшей учительницы.
Ах, ты, сука! взвизгнула от боли интеллигентная старушка и заколошматила маленькими кулачками толстые бока бывшей доярки.
А ну, прекрати! скомандовала Вера Сергеевна и наотмашь треснула Тоську деревянной разделочной доской по спине.
Вдвоем на одну! взревела обделенная наследством баба, Ну я вам, гадины, покажу! и бросив терзать волосенки обидчицы, сцепилась со второй, да так крепко, что обе кубарем покатились под стол, опрокидывая на пол посуду и прочую утварь.
Минут пять они неистово и зло валтузили друг друга, пока оправившаяся от шока Элеонора Григорьевна, не окатила их сверху ведром холодной воды.
Ну, бабы, ну, вы даете! патетически произнесла она, нервно поправляя растрепанные волосы. Села на стул возле стола, налила в стакан самогона и залпом выпила.
Все равно жулики, тяжело выдохнула охлажденная доярка.
Сама, черт лохматый, коротко ответила самогонщица, громко хлюпая расквашенной картофелиной носа.
Мокрая! Вся мокрая! Я мокрая вся! И кофту порвала, заскулила разобиженная Тоська, Зачем кофту порвала. У меня что, кофтов миллион? Почто кофту порвала. Новую. Дырка вот. И мокрая
Вот, черт лохматый, у тебя барахла сколько. Это вот мне переодеть нечего. С ума сошла, людей поливать? Себя полей, черт лохматый. Образованная еще, Вера Сергеевна, встала, поправила на себе перевернутую задом наперед юбку, подошла к столу и хлопнула самогонки, На, черт лохматый, выпей. Полегчает, протянула стакан Тоське.
Та приняла и несколько успокоилась.
Возьму у тебя ватник. Сухой. Завтра верну, не стесняясь присутствующих, самогонщица стянула с себя мокрую одежду, развесила над печкой, запахнулась в перешедший по наследству к доярке ватник и села за стол.
Ее примеру последовала и вторая сторона потасовки. Тяжело пыхтя, она натянула на бесформенное тело обнаруженные в шкафу различные предметы пырьевского гардероба, уподобившись клоуну.
Воцарилась минутная пауза. Все глубоко переживали потрясение. Спиртное приятно согревало внутренности. Умиротворяло взбудораженную душу. В голове зашумело, повело