Ну и почему?
Видишь, Толя, мы с ним по гороскопу Раки, начал Сергей, невольно развеселив настолько, что не смог сдержать улыбку:
И ты, Сережа, веришь в эту галиматью? спросил его.
Напрасно ты так к этому относишься, вполне серьезно продолжил Гарбузов, Мне самому все это сперва показалось галиматьей А присмотрелся, слишком много совпадений Взять, того же Пискунова Да он не может ни рваться к власти. Для нас, Раков, это самая сильная страсть Единственное, что плохо, большинство Раков патологически плохие управленцы.
Думаю, не только Раки, Сережа.
Согласен Но гороскопы, Толя, это вековые наблюдения А со статистикой не поспоришь По себе чувствую. Помнишь, как с Чебурашкой за должность сражался? Топил его по-черному. И ведь понимал, не нужна она мне. Не справлюсь Но Рак есть Рак. Зависть и ослиное упрямство сделали свое дело Хорошо, не вышло. Плюнул, ушел с предприятия. И опять все то же: что ни создам, все проваливаю Вот в шоферах оказался на месте. Но за тобой, Толя, наблюдал с интересом И сейчас наблюдаю Черная зависть Рак все-таки, улыбнулся, наконец, Гарбузов
В обед услышанным от Гарбузова поделился с дочерью, которая чуть ни ежедневно следила за гороскопами и даже зачитывала что-то из газет. Я слушал ее прогнозы о небывалом финансовом успехе, который, якобы, ждет меня в ближайшее время, и смеялся.
Вот, папа, ты не веришь, поэтому и не сбывается, убеждала дочь.
Но ты же веришь, а у тебя тоже не сбывается, оппонировал ей.
Значит, недостаточно верю, оправдывалась Светланка, и продолжала надеяться
Выслушав меня, дочь ничуть не удивилась:
Да я это давно знаю. Мы даже с Котельниковым обсуждали, что слишком много у нас Раковых Туго тебе придется, товарищ директор.
Ничего, как-нибудь справлюсь, рассмеялся я.
Как знать Не хотела тебе говорить, но, посмотрела на меня дочь, Целый заговор против тебя, сказала она и замолчала.
Да ладно, Светик, придумаешь такое, не поверил дочери, С чего ты взяла?
Ежедневно слышу. Они уже открыто говорят, не стесняются.
Кто и что говорит? насторожился я.
Да твой любимый Ганич, сердито сказала дочь, Уже с месяц всех убеждает, что ты не можешь быть директором. Слишком мягкий. Поэтому тебя Пискунов игнорирует А вот сам Пискунов другое дело. Он сможет все организовать как надо.
С чего он взял? Он же ничего не знает, невольно возмутился я.
Вот и ребята так сказали, причем все.
Ну вот, видишь, попробовал успокоить дочь.
А сейчас Ганич другое придумал. Теперь он Гарбузова видит директором.
Гарбузова?
Сергея Ивановича Вот это, говорит, настоящий директор.
Да пусть говорит, махнул я рукой.
Да ты что, папа? возмутилась дочь, Емельянов уже обеими руками «за». Ты, говорит, хороший инженер, а руководитель так себе. Мы, говорит, это не раз на партсобраниях обсуждали в РКК «Энергия» Взял ты его на свою голову, папа.
Действительно, возмутился я откровенной лжи сослуживца.
Что плохо, Коробкин старший все на ус мотает Может и Сергея Львовича убедить, предположила дочь.
Выбрось из головы Сергей Львович хоть и младший, но соображает лучше брата. Он знает, кто чего стоит Пусть говорят. Начнется работа, будет не до разговоров, ответил ей
Я никогда не боялся конкуренции, чувствуя себя на голову выше любого из окружавших людей. Так было в РКК «Энергия». Так было и здесь, на предприятии, которое еще только рождалось, но которое было плоть от плоти моим детищем и ничьим другим.
«Пусть говорят», решил я и надолго забыл о мнимой проблеме
Меж тем офис бурлил в преддверии долгожданного визита наших «специалистов» в Италию. На стене появилась большая карта Европы, у которой постоянно видел, как минимум, одного сотрудника, тщательно изучающего район Венеции. Суетился Ганич, заполняя какие-то анкеты и собирая фотографии и паспорта.
И вот однажды пришел в офис и поразился небывалой тишине. На своем месте были лишь Светлана и Петр.
Уехали?
Только что, ответил Котельников.
А где Ганич?
Поехал провожать.
Часа через три вернулся возбужденный Ганич:
Ну, слава богу, все в порядке, Анатолий Афанасьевич. Улетели без приключений. Устал я за эти дни. Вымотался Поехал домой, отдохну пару дней, сам того не подозревая, бросил Паблик Рэлэйшн вызов моему самолюбию.
Виктор Федорович, зайдите, пожалуйста, пригласил его в кабинет, решившись на серьезный разговор.
Ой, мне некогда, Анатолий Афанасьевич. Выйду на работу, тогда поговорим, заторопился он.
Вольному воля, Виктор Федорович, ответил ему, Отдохнете, приходите за расчетом. Собственно, больше нам не о чем говорить, сказал я больше на публику и ушел в кабинет.
Буквально тут же раздался стук в дверь:
Разрешите, вошел Ганич, Вы извините, Анатолий Афанасьевич, я готов с вами поговорить.
Какое счастье! не удержался я от сарказма, Этот разговор нужен вам, Виктор Федорович, а не мне. Ладно, уж. Проходите, садитесь, пригласил его.
Я понимаю, Анатолий Афанасьевич, что поступил неверно. Каюсь. Приношу свои глубокие извинения. Но так сразу увольнять? Честно говоря, не ожидал от вас, начал он.
А чего вы от меня ожидали? Что проглочу оскорбление?