Глава вторая. Моё волшебное лето
Мне вспоминается сейчас, что мир тогда представлялся мне огромным, время безграничным, всё это принадлежало мне безраздельно. Моя жизнь до пяти лет впоследствии казалась мне более долгой и насыщенной, чем после семи, когда мы с братом пошли в школу.
А каким волшебным было лето! Выспавшись и наигравшись, если у папы был выходной или отпуск, мы собирались и шли с ним в гараж. Сам путь был удовольствием, не говоря уже о том, какие игры мы придумывали там для себя, пока папа занимался мотоциклом, что-то мастерил или чинил. Как правило, в эти часы мы бывали там одни, но даже если кто-то приходил в гаражи по соседству, папа ограничивался лишь приветствиями, т.к., возможно, отсутствие у него привычек курить и выпивать за пределами праздничного стола не располагало к более активному общению с посторонними людьми.
Потом мы возвращались домой: на мотоцикле, пешком или на велосипеде, когда папа сажал меня на самодельное сиденье впереди себя, а брат крепко держался на багажнике. Обед и ожидание мамы, и вечер, который мы могли использовать для похода или поездки в сад-огород.
Огород был самым лучшим, что предлагало нам лето. Мы могли быть там в любой день, а не только в выходные. Иногда мы ходили туда пешком по земляной дороге вдоль пшеничного поля, которое во времена моего детства располагалось на месте нынешнего частного сектора. Мы бегали вокруг папы с мамой, срывали колоски и ели молочные зёнышки. Небо было ясное, полуденное солнце, которое я всю жизнь предпочитаю любой другой погоде, грело нас. Пока родители занимались поливом и другими садово-огородными делами, мы всласть играли. Множество яблонь были для нас лесом, как и кусты малины, смородины, крыжовника, вишни. Мы снова, как и дома, попадали в сказку: искали пропавших красавиц, побеждали Кощея и Змея Горыныча. А ещё у нас были собственные грядки мы называли их огородами, на которых мы сами сажали, выращивали всё подряд, начиная от редиски и лука и заканчивая картофелинами. Мы их поливали, рыхлили и пололи. Уж не помню, что там за урожай был, но занятие увлекало необычайно. Мы готовили обед, складывая на большом листе разные ягоды, щавель, пёрышки чеснока и лука, и ели это всё, иногда закусывая прихваченным мамой из дома хлебом.
Бегали босиком, лезли к шлангам с водой, представляли, что стоящие посреди картофельных участков брызгалки это дождь. А ещё мы придумали, что выроем большую подземную пещеру в полный рост, которую называли «шахтой», и орудовали лопаточками неподалёку от садового домика, щедро поливая ямку водой. Пещера, к которой мы возвращались периодически, приходя в огород, так и осталась в наших фантазиях, но пока мы возились в этой грязи, успели насочинять и поведать друг другу столько историй о том, какие приключения нас там ждут, что хватило бы на целую книгу!
Чаще всего уводили (или увозили на мотоцикле) нас только после того, как мама отмоет хоть немного наши руки и ноги согревшейся в стоявшем на солнце ведре водой. А дома нас ждал ужин со свежей зеленью, редиской, огурчиками-помидорками. Мне нравилось пить чай через трубочку из твёрдого зелёного лука. А на десерт мама мыла нам ягоды. Первой была клубника, которую я не особенно люблю, но когда ни малина, ни вишня ещё не поспели, и она шла на ура. Каждый год повторялась одна и та же история: получив по пиалушке первой клубники, мы с братом дружно бежали угощать папу и маму, напрочь забывая, что у неё на эту ягоду аллергия.
А ещё мне нравились поездки за чабрецом. Мы выезжали далеко за посёлок в степь, папа ставил мотоцикл где-нибудь на холме, и мы бежали по склону вниз, навстречу неповторимому аромату, который очаровывает меня и по сей день с детства я обожаю чай с чабрецом. Родители собирали травы (чабрец, шалфей, багульник и другие), а мы бегали по лужайке и смеялись. И это тоже могло быть в любой летний день, когда у родителей, работавших по сменам, был выходной, потому что у нас-то все дни были выходные.
Воспоминания возвращают меня и к тем месяцам, когда отец работал в компрессорном цехе молокозавода. Мама часто, будучи дома, одевала нас и вела к папе на работу проведать. Я помню маму очень красивой в светло-сером льняном платье с расклешенной юбкой и крылышками. Этот поход через весь посёлок был для нас большим удовольствием. Мы проходили в ворота завода мимо собаки, сидевшей на цепи возле будки, которая встречала нас лаем. Потом к нам выходил папа и вёл в свой кабинет сквозь огромный высокий гудящий цех, который находился под его присмотром. В светлом кабинете он поил нас чаем со сливками, мы игрались лежавшим на столе домино, листали какие-то журналы, после чего папа провожал нас ждать его дома.
Это и были мои обыкновенные дни. В них не было никакого распорядка, кроме того, который мы сами себе придумывали. Так вышло, что заложенное в раннем детстве отсутствие режима стало для меня нормой на всю последующую жизнь. И как бы я ни придерживалась, будучи человеком разумным, разных правил, установленных в детском саду, который мне всё же пришлось посещать некоторое время, в школе, а потом и на местах работы, у меня в душе живёт убеждение, что можно жить совсем иначе. Потому что это уже было. И это огромное счастье. И оно возможно не только в детстве.