Смотреть в глаза счастливого, восторженного человека было приятно.
Быть источником чьего-то счастья одухотворяло.
Но не более.
Был вечер, похожий на премьеру в театре, где я актриса и зритель в одном лице. Рома был моей пьесой, которую я играла, драматургом, задававшим тон, сцены и повороты, режиссером, начинавшим все диалоги Нежным, бережным, слегка неловким и в этой неловкости бесконечно трогательным. По сравнению с банкиром он был просто настоящим принцем. Если бы кто-то снимал нас на камеру, то мы вполне могли бы сойти за влюбленную пару. Но именно та ночь для меня стала полным перевоплощением в Елену, рождением моей новой оболочки, защитной пленки образа, за которым, казалось, можно спрятать раненую душу и забыть обо всех печалях прошлого.
Привыкая к собственности
А скажи, хорошо у меня получается про раненую душу? Сочувствуешь мне? Ну-ну, аспиранточка, а ведь это только начало. Я у Марины многому научилась. Вот хочешь, замуж тебя удачно выдам? Ты уже замужем? Странно, с такой прической и замужем. Ну ладно. А знаешь, что теория Марины про цариц и блудниц тоже подтвердилась буквально на следующий день. Рома сразу же стал нести к моим ногам свои ресурсы. Хочешь машину? Любую на выбор! Девочка Настя с хвостиком на затылке сказала бы «ты с ума сошел, не надо никакую машину» и извелась бы от чувства вины. Втайне любит другого, за спиной банкир. А пластмассовая Елена Прекрасная победила стыд, поэтому смотрела сквозь ресницы, как смотрят на милых пуделей и едва заметно кивала: поехали выбирать, я согласна, так и быть, на машину.
Он купил мне очарова-ательный алый Мини-купер, кабриолет. Пока я училась, чтобы получить права, иногда сидела в нем, привыкала, представляла, как буду водить и смотреть в это окно. Как однажды случайно поравняюсь на дороге с машиной Антона. Он увидит меня и Ох, нет, я, как обычно, возвращалась к этим мыслям, чертовым мыслям о чертовом Антоне
Рома хотел, чтобы мы жили вместе. Но я попросила снять мне отдельную квартиру, пусть по соседству, но объяснила тем, что мне нужно личное пространство и я не хочу ему надоедать. Хочу всегда быть для него праздником.
Он часто приезжал ко мне и оставался ночевать. Я оставалась у него. Наши вещи перемешались. Часть моих вещей висела у него в шкафу, часть его вещей у меня. С точки зрения быта, когда два человека почти не расстаются, два дома оказались не самым удобным вариантом. «К тебе или ко мне?» вечный вопрос каждый вечер. Это стало надоедать, а Рома был таким милым После совместной поездки на острова, где мы две недели жили в одном бунгало, я стала думать, а может, и правда, переехать к нему. Мне стало казаться, что я начинаю что-то ощущать к нему. Бутон чувств к Роме зарождался с семян легкой воздушной благодарности, которая перерастала в нежность и привязанность. Я стала находить приятным его грубоватое чувство юмора, его неловкость в постельных сценах, как он стеснялся, как терял дыхание при виде меня обнаженной. Что-то похожее на влюбленность мелькало в уголках сердца, и я смотрела на него с особой нежностью. Молчала. Молчать я давно привыкла. Образ Антона стал выцветать, и вместо него стал все чаще проявляться шумно-дружелюбный образ влюбленного Ромы, способного столько всего мне дать.
Мою машинку, на которой я полюбила летать по московским улицам. Самые красивые платья, туфли, сумочки, лучшие салоны красоты, глянцевый фитнес-клуб в центре и многое, многое другое, о чем я и мечтать боялась, теперь стало привычным. С ним я без страха заходила в пафосные дорогие рестораны Москвы. Надевала на лицо выражение пресыщенности и тоном завзятой снобки произносила: «Ну и порог, словно в бомжатнике!» Рома всегда веселился: «Ой, и не говори, совсем завшивели! Скоро по миру пойдут. Они сейчас тебе еще борщ принесут, у них на него даже воды не хватило. Горстка салата, ха-ха!» Это в одном ресторане высокой кухни борщом называлось пирамидка из овощей с узором из соуса. Вкусно, да, но назвали бы уж тогда как-то по-другому, что ли. Впрочем, и это мне все нравилось! Все эти понты, претензии и причуды богатых нравились! Общаться с ними нравилось, с его слегка придурошными друзьями, которые вели себя словно властелины галактики.
Рома не только окутал меня безусловной любовью, но дал то, что я смогла оценить лишь заполучив свободу. В высшем смысле это была финансовая свобода. Настоящая и взрослая! Я больше вообще не думала о работе, о какой-то там карьере и что мне нужно чем-то заниматься. Зачем, если мой мужчина мне все дает итак, а на свете существует столько приятных дел, помимо работы или учебы.
Он был надежным, как скала. Я могла просить у него что угодно. Он с радостью выполнял все мои капризы. Он давал мне столько денег, сколько моему папе приходилось годами зарабатывать своим горбом.
Я понимаю женщин, которые влюбляются в богатых мужчин. Их есть за что любить. Потребление лучших товаров и услуг облегчает даже переживание глубокого личного страдания. По крайней мере тем, у кого, как у меня, раньше таких возможностей не было. А тут у тебя в постоянном доступе добрый задорный Дед Мороз Рома из рекламы «Кока-колы», с которым я оттаивала день за днем.