Когда Силгор Емельянович наводит свои порядки, он помнит о Леонарде Слонке, сажавшем кактусы в бетистирском захолустье, улучая минуту и на страдальческие воззвания к заезжающего к нему побеседовать рыцарю-богатырю:
ты, Силгор Емельянович, раздирай, казни, вешай слабых они прогоняют, и ты дави, топчи, расплющивай СТАВ МЕРТВЫМИ, МЫ СТАНЕМ ДУХОВНЕЕ.
Ты, Слонок, не умничай. Не распаляй себя, а осаживай прошли годы, прежде чем я разработал подходящий мне метод ведения огня по нашим оппонентам, прикидывающимся филантропами и меценатами: многочисленные убийства,
невинные прегрешения,
изображения черепа я на одежде не ношу и далеко внутрь заразу не пропускаю.
Во мне нет болезни. Сейчас я думаю так.
Заявившийся за благородной любовью уйдет ни с чем, привычная участь осветится СОЛНЕЧНЫМИ БЛИКАМИ ШУТОВСКОГО ОТЧАЯНИЯ;
совесть нечиста,
психосоматические осложнения вбрасывают неуверенность особого типа, отрывающую у заиндевевшего во мне спрута щупальце за щупальцем под страстные вопли покореженного там же железа. Королева Мугу и ее паж Раннибал превзошли сами себя,
как ты узнал?
Сросшиеся с бородой усы перекрыли тебе рот, и ты, Слонок, не допытывайся,
непобедимым я им не казался, никаких неприятностей я не создам;
непобедимым я им не казался, никаких неприятностей я не создам;
пристроившись к королеве на ночлег, я имел с ней разговор, а потом лег в ванну, и ко мне, полагая послушать мои причитания, без формальностей пришли вычерпывать воду ведрами, но я сохранил душевное спокойствие и БЕЗУСЛОВНО ПРИБАВИЛ в респектабельности, что и было замечено впорхнувшей ко мне в национальном костюме королевой Мугу.
Свои действия она не контролирует. Сменивший имя Раннибал теперь Йорг Пуппель.
В кожаных шлемах и в отделанной горностаями бордельной форме они разыгрывали сцены из «Шлюхогарда» депрессивной пьесы нестойкого камердинера и драматурга Флача, увезенного на рыбачьем судне в лапы народности юва, чье обращение с попавшими к ним интеллектуалами вызывало противоречивые отклики.
Флач проповедует либерализм,
королева Мугу ублажает строительного рабочего Дерихона,
досужие сплетни Силгора Емельяновича не занимают, и он со всеми его пороками зажигает благовония,
МЕДИТИРУЕТ НА НЕЗАВИСИМОСТЬ от окружающей среды;
ударивший в джунглях мороз выборочно прошибает, самоумаление не достойно осуждения,
рыцарь-богатырь в благоухающем розарии.
Подброшенный маковый букет мне не переоценить.
В клоаке раздумий о наркосиндикате, удерживающем в заложницах троюродную сестру, Силгора Емельяновича заволокло сногсшибательными воплощениями драконьих отступниц, смущенно улыбающихся в переполненных подворотнях из-за неимения постоянных партнеров.
Поскачем же, Та-Друн, на Полярную звезду. Для обобщения случившегося в дальних плаваниях я нынче непригоден, и наши блуждающие тени отбивают у меня охоту осознавать, что мы ДУША В ДУШУ СТОИМ НА МЕСТЕ, строя грандиозные планы;
расправы врагам не избежать,
остатки здоровья пойдут на преследование и размазывание,
анонимные угрозы идут непрерывно: ты рыцарь-богатырь, и ты сдохнешь,
ты пьешь монвольскую текилу, и мы насыплем в нее исфальской отравы,
мы прощупаем тебя на счет бесстрашия перед микробами, терактами, виселицами;
компания развернута наркосиндикатом.
Сочная груша пропитана циянибулохулом. Между невинными травинками натянута нить, задев которую, я подорвусь, и вы увидите мою дальнейшую реакцию. Возрастание гнева,
УСИЛЕНИЕ РАЗРУБАЮЩЕЙ РУКИ
расстрел прилетевших за вами санитарных вертолетов:
как честный человек, выжить я вам не дозволю. При задержании политика или ростовщика я вышибаю ему мозги, не утаивая движущие мною мотивы,
я за свет, за дружбу, за взаимопонимание и за рай на земле.
Разразившаяся гроза электризует диаметрально противоположным, и глаза навыкате, происшествия скандальны, используется весь арсенал карательных средств,
баукарское среднегорье не самое безопасное место.
Опознавательными знаками являются ИЗМОЖДЕННЫЕ АБОРИГЕНЫ. Прошитые пулями ульи, завалившиеся на хибары столбы,
меры спасения не просчитаны,
потворство апатии отметается,
приковылявший к Силгору Емельяновичу староста Ущ заговорил о нужде и о поезде, поехавшем бы в оазис Пуртнал: мы бы прицепили к нему вагон и покатили по проложенным тобой рельсам, но для этого тебе надлежит закатать рукава и повкалывать наравне с нашими понурыми кабальерос.
Ты, Силгор Емельянович, уже присел. Я похлопаю тебя по колену, показывая, что сам я после инсульта, однако координирован и налит трудовым задором, передаваемым тебе с опаской.
Взбодрись, Ущ. В знойную ауссолу я провожу изживание сбивающей майтраки, давая волю своим дерпичам, уносящим меня от нудной работы,
разомкнутость с нетребующими вдохновениям задачами ширится в координатах свободного нрава,
ВЫСТРАДАНО НЕ ЭТО, намеченным целям оно не соответствует;
тревожное ожидание вокзальных служащих Пуртнала объясняется не прокладкой рельсов из Баукара, а появлением рыцаря-богатыря на дергающем рогом Та-Друне.
Конь не отказывается от амбиций,
его строптивость воздействует на разбегающихся зевак и без инструкций разящего наповал Силгора Емельяновича,
где среди вас губернатор? воскликнул рыцарь-богатырь, усомнившись в правомочности проводимой им спецоперации. Где депутаты, где чиновники, где коррумпированная полиция?