Мальчишка осторожно взял в руки сырой листочек.
Понимаю! крикнул он и поднял глаза на Лихачёва. Читать? «Имеются граниты серые крупно и мел мелкозернистые исключительно красивые розовые граниты и гранит-пор порфиры, зелёные серпат серпентины». Непонятные какие-то слова
Санька передохнул и взял из рук Лихачёва ещё один листок.
«На всякий случай ружьё держу всё время при себе и наготове пару патронов, заряженных разрывными пулями. Это тем более не-об-ходимо что что пользуется дурной репу ре-пу-та-цией». Дядя Киприян, а что это «репутацией»?
Умный человек писал, Саня. На-ка ещё почитай.
«Терраса заросла многовековой тайгой, едва разбирал парнишка, что даёт возможность трас си трассировать по ней линию без особого укрепления берегов и регу регуляционных соор-ру-же-ний». Опять длинные слова. А вот снова понятно. «Прошли одиннадцать километров. Выехали утром в восемь часов.
Была морозная ночь, что нам кстати, а то мясо мокрое и могло бы испортиться. Сейчас его подморозило».
Рисунок! крикнул издали Бяков. В поисках листочков он спустился к началу Бани. Это же Саянский порог у него срисован, о пяти сливах
А что могло приключиться? А, мужики? спросил Иннокентий Степанов, когда они уже ничего не могли увидеть на дне реки и собрались обсушиться у костра. Ни ружья при нём, ни припасу. И потом на заставе говорили, что они втроём шли. Где ещё двое? Молодые-то ребята где?
Никто не ответил. Старики молчали, грея руки у костра. С каждой минутой сгущалась тьма. Лес застыл в неподвижности и безмолвии. Уже в темноте старики ломали пихтарник для ночлега
А может, это и не он? выразил утром сомнение Киприян Лихачёв. В тайге всё может быть. А тут граница рядом, и война идёт.
Так китель же на нём.
Мало ли что, строго сказал Лихачёв. В общем, мужики, надо на заставу скорей. Переверзев и документы с него возьмёт, целы небось
Через день в Новосибирск и Артёмовск была передана радиограмма:
«Согласно сообщению бригадира рыболовной артели Золотопродснаба Степанова И. Ф., находившегося 4 октября 1943 года на рыбалке в районе острова Кедровый (4 км выше устья реки Нижний Китат), на дне реки Казыр им был обнаружен труп неизвестного гражданина. Тут же рассеяны бумаги по дну реки. На неизвестном виден форменный железнодорожный китель с петлицами и знаками отличия (две звёздочки). Необходимо следствие».
Эх, Казыр, Казыр, злая, непутёвая река!
Михалыч
Что-то неведомое тянуло вдаль, на труды и опасности. Обеспеченная, но обыденная жизнь не удовлетворяла жажды деятельности. Молодая кровь била горячо
Н. ПржевальскийШла первая военная весна. Но не до весны было москвичам.
Большой город боролся с врагом, окольцованный сетями воздушного заграждения и лучами прожекторов, глубокими рвами и стальными ежами.
За тёмными шторами не было видно огня. Но в этой просторной комнате люди работали всю ночь отвечали на резкие, требовательные звонки, советовались, подсчитывали, решали. Их покрасневшие от постоянного недосыпания глаза время от времени обращались к разноцветным картам фронтов и тыловых районов, к огромной, во всю стену, схеме железных дорог страны. Были намечены меры по ускорению строительства железной дороги на Воркуту, к заполярному углю, подписан приказ об организации новых восстановительных поездов, найдены на дальних магистралях тысячи вагонов для прифронтовых дорог. К утру состоялся один короткий разговор.
Пора, товарищи, начинать изыскания в Саянах.
Да, расправляет плечи Сибирь
То ли будет после победы! А в Саяны сильного мужика надо посылать.
Начальником экспедиции предлагают Кошурникова.
Как! Старик? Михаил Николаевич?
Нет. Сын его, Александр. Знаем его, умеет работать. Кулунду в прошлом году сделал, помните?
Ну, если в отца пошёл будет к зиме трасса. Затвердили?
Изыскателю российских железных дорог Михаилу Кошурникову с детьми не везло за Надеждой родилась Вера, потом Нина, Елена. Мрачный стоял он у своей палатки в калмыцкой степи меж Царицыном и Астраханью. Работы было невпроворот, а тут жена рожала, наверное, очередную, пятую по счёту, дочь. Михаил ушёл в степь и бродил там, пока кухарка, единственная в партии женщина, не окликнула его.
Николаич! С сыном вас!
Он прибежал. Скинул тужурку с орлёными пуговицами. Топоча тяжёлыми сапожищами, пустился в пляс вокруг палатки. Собрались рабочие партии. Улыбаясь, смотрели на своего начальника. Им нравилось, что он не таит от них ни горя, ни радости, и чуяли поставит им сегодня Николаич не меньше ведра: ведь инженерша сыном разрешилась! А вечером счастливый отец палил из берданки в степи, восторженно крича перед каждым выстрелом:
Сын! Мужик! Изыскатель!
Не было и нет, наверно, на свете такого мальчишки, которого не манили бы морские дали и неведомые края. Побывать бы в далёких странах и совершить там такое, чтоб все ахнули! Всегда мечтали о солёной воде и маленькие сибиряки, хотя как ни крути глобус, а нету больше на земле города, который так же далеко, как Томск, отстоял бы от морей и океанов.
Но Саша Кошурников не хотел ни на море, ни в заморские страны. Ему б к отцу! Парнишке часто грезилось, как далеко-далеко за горами и реками идёт через тайгу отец весёлый бородатый гигант. В руках у него волшебная медная трубка на треноге. Он направляет трубку на лесную чащобу, и тайга покорно расступается перед ним.