Пого-оо-ди, с трудом выдавил из себя Прямой, ты погоди, не гони порожняк Если ты в самом деле умер, то как ты здесь? И еще погоди Ты в самом деле видел меня тогда на берегу?
Да, спокойно ответил Павел Иванович, конечно видел. Ты спрятал полторы штуки баксов из моего бумажника в правый карман куртки. Они рассыпались, и ты ползал по траве и собирал, собирал Потом ты сжигал мой бумажник, искал стреляные гильзы и одну, кстати, забыл: она и сейчас еще там, припорошенная осиновыми листочками, можешь съездить проверить. Да, надо отметить, ты весьма несолидно выглядел в этот момент: все что-то бормотал, махал руками. Зачем?
А-а-а, захрипел Прямой, он хотел что-то сказать, но смог издать лишь это беспомощное постыдное ааканье, а Павел Иванович уже продолжал:
Почему я здесь? Поверь, меня не спросили. Просто послали и это еще один повод поблагодарить тебя за такой чудный краткосрочный отпуск. А зачем не мне решать Милосерд Господь, за сто всего рублей тебе милость сотворил. Что для тебя сто рублей? Ничто! А такое тебе вразумление! Только ведь без толку все это, Сережа, без толку! Не знаешь ты что и как надо делать, чтобы что-то переменить. Ведь и я не знал, а куда умней тебя был. Суетиться начнешь без толку или забыть попытаешься. Но уж тут дудки! Уж тут будь уверен: до смерти не забудешь. И как отойдешь, будешь с мукой сердечной ожидать того, о чем я тебя упреждал. И будь уверен все так и будет! А меня ты больше не увидишь, до трубного гласа. Вранье, что грешники там все вместе мучаются. Враки! У каждого свое только ему определенное, по мере его грехов, и никого он не видит, кроме гнусных бесовских рож
Вот так-то Сережа! А теперь самое главное, зачем я и пришел: велено тебе показать эти самые муки, ну, не сами, конечно, а так слабый их отпечаток. Но смотри сам
Тут Павел Иванович встал и, повернувшись к Прямому, распахнул плащ. Одежды под ним не было никакой, но и тела, в привычном его понимании, тоже. Было нечто багровое, кроваво-воспаленное, в струпьях и язвах, точащихся гноем, неимоверно, непередаваемо смердящее и при этом кишащее какими-то жуткими отвратительными червями, пожирающими эту мерзкую плоть. Но, в то же время, это было как бы окно в некую безпредельную огненную бездну завораживающе-ужасную, страшную в своей неотвратимости и переполненную ненавистью ко всему живому
Сколько это длилось? Минуту, час, сутки, неделю?.. Время для Прямого потеряло смысл и значение. Его разум больше не пребывал с ним он словно выпал на землю и рассыпался на отдельные части. А Павел Иванович молча запахнулся и, не прощаясь, пошел прочь, почти не разбирая дороги: по кустам и газонам, огибая лишь ограждения атракционов и пустые скамейки. Вскоре он вовсе исчез за деревьями, и тут же подул ветерок, зазвучали детские голоса парк проснулся, ожил, призывая к тому же и Прямого. Но для него это было трудно, мучительно трудно. Рассудок его словно рассыпался по крохам, и кусочки этого страшного калейдоскопа упрямо не желали вставать на места. Ох, как медленно, как медленно все возвращалось на круги своя
Какой-то пацаненок подошел к нему и долго рассматривал. Странным ему показался этот человек. С жестким волевым лицом, слегка расплющенным боксерским носом, с короткой характерной прической «крутого братка», но с совершенно седыми, просто белоснежными, волосами восьмидесятилетнего старца. Глаза незнакомца были широко раскрыты и смотрели прямо перед собой, но, пацан был более чем уверен, не видели ничего. «Наширялся дури?» соображал дошлый малолетка.
Дядь? осторожно подступился он и потряс Прямого за плечо Дядь, что с тобой, а? Живой?
А-а, застонал тот и заморгал, приходя, наконец, в чувство.
Дядь, закурить дай, а? попросил пацан и выжидающе посмотрел на Прямого. Тот с десяток секунд не отвечал, потом спросил:
А-а?
Закурить, малолетка для пущей ясности постучал себя двумя пальцами по губам.
Что? все никак не мог сообразить Прямой, но вдруг медленно потянулся рукой, достал из кармана пачку «Кэмела» и отдал пацану.
Пачка была почти целая, и малолетка вертел ее в руках, не зная, как поступить: ограничиться одной сигаретой или же парой? Но Прямой опять погрузился в прострацию, и пацан, сунув одну сигарету в рот, остальные решительно упрятал в карман. Реакции опять не последовало, и он, развязно щелкнув пальцами, потребовал:
Дай-ка огоньку!
А-а?
Закурить, малолетка для пущей ясности постучал себя двумя пальцами по губам.
Что? все никак не мог сообразить Прямой, но вдруг медленно потянулся рукой, достал из кармана пачку «Кэмела» и отдал пацану.
Пачка была почти целая, и малолетка вертел ее в руках, не зная, как поступить: ограничиться одной сигаретой или же парой? Но Прямой опять погрузился в прострацию, и пацан, сунув одну сигарету в рот, остальные решительно упрятал в карман. Реакции опять не последовало, и он, развязно щелкнув пальцами, потребовал:
Дай-ка огоньку!
Прямой молча достал красивую импортную зажигалку и протянул пацану. Тот покрутил ее в руке ого, позолоченная, рублей на сто, не меньше, потянет! прикурил и так же быстро сунул в карман. Зажигалка была не позолоченной она была золотой, с драгоценными камушками, и сделана была в Англии по спецзаказу для одного крупного бизнесмена. Стоила же она немного поболее ста рублей: настолько, насколько больше этой суммы пять тысяч долларов. Прямому она досталась по случаю, как подарок за некую услугу