Рядом у окна сидела бабка Агафья (самая, наверное, древняя из их заполнившего автобус стариковского племени), она крестилась и нашептывала: «Господи, помилуй!» Святая простота Борис Глебович никогда не считал себя невером, но и чаяний больших на веру не возлагал. Разве ж можно что-то шептанием да поклоном исправить? Только на себя уповай, да на удачу, которая, впрочем, к нему и ему подобным всегда спиной Так был воспитан, да и жизнь учила именно тому. «Песком просыпается, а сущее дитя», подумал Борис Глебович, еще раз взглянув на бабку Агафью.
Он повернулся и тут же встретился глазами с сидящим через проход напротив Анисимом Ивановичем, таким же, как и он, сам, пожилым мужиком, да и внешне на него чем-то похожим: и ростом не выше среднего, и худощавым сложением, и взглядом задумчивым. Анисим Иванович внимательно посмотрел на него и вздернул вверх носом: чего, мол, загрустил, друг ситный?
Он повернулся и тут же встретился глазами с сидящим через проход напротив Анисимом Ивановичем, таким же, как и он, сам, пожилым мужиком, да и внешне на него чем-то похожим: и ростом не выше среднего, и худощавым сложением, и взглядом задумчивым. Анисим Иванович внимательно посмотрел на него и вздернул вверх носом: чего, мол, загрустил, друг ситный?
Да я что? качнул головой Борис Глебович Нормально!
Жив, курилка, усмехнулся Анисим Иванович и моргнул умными глазами. Отчего-то в этот миг показался он Борису Глебовичу похожим на столяра Джузеппе, когда осматривал тот полено, определяя очертания будущего строптивого шалуна Пиноккио. Ну что ж, возможно это и есть будущий товарищ по несчастью. Или счастью? Или-или «Дурак!», опять напомнил о себе внутренний менторский шепоток.
А автобус запел. Аделаида Тихомировна, интеллигентного вида женщина с элегантной прической, низким, хорошо поставленным голосом выводила «Клен ты мой опавший» Тяжелый, кряжистый Савелий Софроньевич с руками молотобойца неожиданным для его комплекции писклявым тенорком тянул частушки Потомственный стоматолог Мокий Аксенович своим желчным языком пытался подперчить пение Савелия Софроньевича матерными припевами, но его дружно пресекли.
Вы, простите, в каком обществе? скривила подкрашенные губки Аделаида Тихомировна, здесь вам не скотобойня.
Да-с! поддакнул Капитон Модестович, ученого вида пенсионер, полный как груша, с тяжелым дряблым задом, вам, любезный, следовало бы щадить родной язык, да и слух окружающих тоже. Здесь, как верно выразилась Аделаида Тихомировна, не скотобойня.
Мокий Аксенович позеленел, съежился лицом, от чего стал походить на злое моченое яблоко; он уже готов был выдать профессору по полной, но вдруг вытаращился в окно и захохотал:
Во! Здесь точно не скотобойня, здесь гробоположня!
Что? нервно вскрикнула Аделаида Тихомировна и, повернувшись к окну, с ужасом прочитала наименование деревни на указателе: Гробоположня».
Автобус двигался медленно, так что все, кто сидел по его правому борту, успели прочитать это зловещее название.
Вот те вам родной язык, ехидно прохихикал Мокий Аксенович, съели?
Чур меня! воскликнула Аделаида Тихомировна и, повысив голос, попросила водителя: Если можно, пожалуйста, прибавьте скорость, жуткое место!
А чего ее прибавлять? тут же отзывался водитель. Мы уж, почитай, приехали. Это как раз и есть нужное вам место.
Как? Аделаида Тихомировна схватилась за сердце.
Борис Глебович почувствовал, что каменеет грудью, и потянулся за нитросорбитом. Рядом с ним бабка Агафья, пришептывая «Свят Свят Свят», крестилась и била головой поклоны
В автобусе воцарилось молчание, соответствующее именованию здешних мест, и лишь Мокий Аксенович, привстав над сиденьем, торжествующе грозил кому-то пальцем и с сипением, словно выпуская из себя избытки пара, шептал:
Съели? Съели? Съели?..
Так вот она какая, эта самая Положня, с этаким кладбищенским колоритом, задумчиво протянул Анисим Иванович, и так взглянул Борису Глебовичу в глаза, что тот тут же подумал: «А он, как и я, обо всем уже понял».
Ну что ж, не хотели нас расстраивать, нашлась вдруг Аделаида Тихомировна и взялась всех успокаивать: в русском языке приняты сокращения. Это языковая норма. Не так ли, Капитон Модестович?
Топонимика, вещь непредсказуемая, пожал плечами профессор, бывают такие ойконимы1, что произнести вслух культурному человеку просто невозможно.
Вот видите? всплеснула руками Аделаида Тихомировна и тут же затянула: Надежда, мой компас земной
«А ведь и она терзается, догадался вдруг Борис Глебович, и другие, верно, тоже? Все?» Он по настоящему испугался и кинул под язык сразу две таблетки.
Деревня Гробоположня показалась ему пустынной и мрачной. Дома покосившиеся, осевшие в землю и, словно исподлобья, настороженно выглядывающие черными глазницами окон. Не единой живой души, будто вымерли все. Да уж, действительно гробоположня Впоследствии, он убедился в ошибочности этого первого впечатления: деревня как деревня, вовсе не мертвая, но лишь, как и все прочие, доживающая свое последнее, отпущенное ей власть предержащими, время
Вдруг на обочине, у съехавшего набок сарая с прогнувшейся внутрь крытой дранкой крышей, он увидел нечто совершенно здесь невозможное: он увидел юношу в белой белее всего, что можно вообразить длиннополой одежде. В поясе и, крест на крест, на груди он был перетянут золотой лентой, волосы, такие же золотые, мягко ниспадали на плечи; и лицо его сияло, так что глазам было больно смотреть.