Ну же, дальше!! стонали все в предощущении грандиозных открытий.
Я повтогяю: менять и никаких колебаний. Пегефгазигуя безымянного: кто не снами тот пготив нас. Пегевегнуть нужно миг с головы на ноги. Словоблудием гогу не сдвинуть. Эга словесных дебатов и кгаснобайства пгошла. Достоянием настоящего стала пгактика и ещё газ она!
А-а-а!! Как лучезарно, как ясно!!
Поэтому, исходя из потгебностей нынешнего момента идеалистов пгошу отойти, матегалистам же сплачиваться под моим пьедесталом. Лозунг момента: миг есть матегия, наше дело её изменять! Лейбниц, Платон и вы, Каутский, что такое? Назад! Газмежёвываемся бесповоготно!
Сборище разделилось; взявшие верх аплодировали, свистели и сквернословили, угрожая противникам; длинные тени вытягивались на восток, и по ним кралась тьма.
Лучше меньше, да лучше. Но пгиступаем к богьбе, к выкогчёвыванию софистических домыслов и гностической тагабагщины. Наши цели ясны, наш путь пгям, и пгиступим.
В сумраке раздались стоны и стуки, и восклицания боли и ярости. Освещённый последним лучом пьедестал руководствовал битвой.
Лучше отсюда уйти, озадачилась Вика. Что ж такое знакомое?
Я не знаю, знаю ли я, что случилось, но я хочу поучаствовать, прокричал вдруг Пиррон, вырвался и вбежал в гущу побоища.
Идеалистов побили, заткнули им кляпами рты и заставили в тачках перевозить на условное место песок. Победители воздымали плакаты и лозунги. Месяц тех и других освещал. «Дураки были мы, что всё спорили, мудрствовали, говорил Аристотель. «Истинно, что теперь всё нам ясно», твердил Гераклит. Диоген, задержавшись, вытащил изо рта кляп и спросил: «Пифагор, постиг истину?» «Вынужден был постичь». «А тогда разговаривать не о чем. Диоген вновь вставил в рот кляп и продолжил трудиться, внушая себе: Значит, так: мир есть материя, а моё дело эту материю в тачке возить и её этим самым менять». Временами то Гераклит, то другой какой из надсмотрщиков восклицал:
Хорошо! В голове ясность, вопросы отсутствуют, жизнь, между тем, улучшается как бы сама по себе.
И умолкал, погружаясь в счастливые думы. Кто-то из победителей догадался воткнуть палки с лозунгами и плакатами в землю, чтобы освободиться для бóльших приятностей. Они сели в кружок и, счастливые, выпили. Анаксагор предложил тост со словами:
Всю жизнь я мудрил, напрягал интеллект, разбираясь в строениях мироздания, и всего-то додумался, что началом-основой является беспредельное. Много тайн собирался ещё я открыть и мучительно думать. Но вдруг этот цельный мудрец, выговаривающий столь пленительно мягко звук «р», разъяснил мне все тайны. Надо, оказывается, не думать, а действовать. Так спасибо огромное тем, кто за меня всё решил и меня осчастливил! Мы вот счастливые с вами сидим и вино попиваем, столь же счастливые наши друзья-оппоненты возят песок и работают. Всем всё ясно, все счастливы! Так поднимем же за картавого мудреца наши кубки!
Пир стих к утру. Только слышалась заунывная песня Конфуция да стучали орудиями труда побеждённые.
И в рассветных лучах протрезвевший Пиррон вдруг сказал: Все меня знают. Я одолел накануне Платона. Но мне взбрело на ум вот что: я его одолел или он меня? Я вообще сомневаюсь, что мир есть материя, потому что песку навезли, а что толку? Может, материя и есть дух и идея, ибо зачем тогда лозунги тем, кто считает первичной материю? Почему без идей, только силой материи, они справиться с этой материей не в состоянии? Идеалисты, напротив, пассивная масса, материя, потому что хотя и выдумывают чего нет, но работают почему-то они. А должны бы материалисты, по честному, кто так любит материю. Получается ложь и картавый мудрец всем наврал. Я не знаю, знаю ли я, что я прав, но я знаю, что недоволен я тем, что я знаю.
Хвала, Пиррон! завопили все подбегая и затирая картавого мудреца. Где пьедестал?
Меня слушайте, встрял сердитый мудрец. Всё, конечно, материя. Но мне кажется, всё из атомов. Земля видом, как бубен, круг солнца всех далее, лунный круг самый ближний, прочие между ними, к тому же земля наклоняется к югу; солнце, вдобавок, воспламеняется и от звёзд, а другие светила горят от движения, обо что-то там трутся, как ось в колесе
А давно ты слез с неба, Левкипп, что всё знаешь? спросил Диоген, наблюдая из бочки.
Мужи зашлись хохотом.
Вика взглянула на них скосоротившись и обернулась опять к Безымянному.
Не послушали умного человека, вновь начинают свою болтовню, а как ловко возили песок. Вот-вот выстроили бы хорошую жизнь!
Безымянный смолчал и направился вглубь пустыни. Вика с Перекати-Полем двинулись следом. Пятки у безымянного были светлые, жёсткие, волосы же не длинные и не короткие, как у Сенеки. Шаг у него получался широкий. Чтоб не отстать, Вика часто бежала и падала спотыкаясь. Воздух разогревался, делался нестерпим. Наконец, обессилев, Вика рухнула в раскалённый песок и заныла:
Я не могу поспеть! А когда безымянный приблизился, то добавила: Я хочу есть. И подумала, что в родном краю взрослый давно бы её накормил и понёс на руках, как боец раненного товарища. Мстительно она выговорила: Все философы спорят, а до людей им нет дела!