Вы ещё не раскрыли мне тайну лица, и вдобавок я отвечаю за монстра в перьях. Не отрицайте, я его первый призрел и приветил.
В автобусе он купил три билета.
Актриса жила в небоскрёбе по улице Вильнюсская, а быть может Тарусская. Выпущенный Воротила Финансович неторопливо прошёлся по комнате, полной книг и пластинок, медленно возвратился в прихожую, где осматривал стены в афишах, и, наконец, влетев в кухню, расположился на подлокотнике кресла перед столом с чашкой чая. Третьей уселась хозяйка.
Смородиновое варенье. Берите, пожалуйста. Мистер Во, положить вам?
Да. Я желайт после ужина принять ванна ещё и сигар в чистый постель. Он, сунув клюв в чашку, хлебнул. И пожалуйста, туалет пусть открыт для мои всякий надобность. Он опять отхлебнул. В ваш спокойный гуманный условия я вспоминайт колдовские слова превращаться обратно, крррах! Временно, к пользе бизнес, вы оба мой секретарь, двести долларов месяц. Мисс писать письма, звонить мистер Смит. Вы искать негодяй продавать ценный вещь. Нет, триста семьдесят долларов каждый. Я вам платить много в месяц! Быстро склевав потом хлебную корку, он улетел в ванную и заплескался в воде.
Скептик подлил себе чаю и потянулся к варенью.
Наверное, вам пора идти, предложила Актриса. Поздно, скоро автобусы перестанут ходить. Она грела ладони о свою чашку и не подымала глаз.
Останутся у вас на ночь один или двое, не всё вам равно?
Кажется, я не оставляю у себя никого.
Он может вспомнить свои заклинания превращаться обратно в любой миг. Что вы сказали?
Актриса вскинула на него глаза. Я ничего не сказала. Но, признаюсь, я не продумала эту возможность, После чего собрала нужные вещи, оделась и, когда Воротила Финансович, волоча на себе полотенце, выбрел из ванной враскачку, произнесла: Вы, мистер Во, оставайтесь, устраивайтесь, где вам удобно. Рыба и хлеб для вас на подоконнике. Завтра я после спектакля приду и напишу нужные письма.
Сигар у нас нету, вот сигареты, со скуки съязвил Скептик.
Пыхая дымом и благодушно кивая, американец их проводил, а когда дверь за ними захлопнулась, перебрался к окну любоваться ночными огнями.
Скептик же проводил девушку через квартал до какого-то дома.
Здесь моя подруга, я пока у неё поживу, объяснила она.
Скептик молча поцеловал её руку и зашагал в снегопад.
Превращение близ экватора
Без остановки носило друзей по пустыне Сахара, и, только они вкатывались в Атлантику, ветер менялся и гнал их до Красного моря в завесе песка с такой скоростью, что ремни, на который висел ранец вроде качелей, тёрлись о палку, пропущенную через центр, дымились и раскалялись.
Эй ты, орал Перекати-Поле. Придумай что-нибудь, если ты настоящая комсомолка.
Вика, скрючившаяся на ранце, помалкивала и порой дёргалась изо всех сил, оттого направление их отчаянных гонок менялось мало помалу. Травяной шар считал, что она это делает, чтоб ему досадить, и скандалил неистово. Вика же, обнаружив, что на подъёмах качение замедляется, норовила свернуть к исполинской горе впереди и после серии мощных рывков преуспела. Ветер, свистя, покатил их к вершине, ослабевая, юля и увиливая. Наконец, он бежал прочь, унося с собой пыльную бурю. Небо очистилось, запылало ужасное солнце; парочка скрылась в тень под скалой и печально смотрела на мёртвые обожжённые камни.
Что делать? Как быть? высказался Перекати-Поле. Здесь от нас скоро рожки да ножки останутся.
И они мучались и томились.
К вечеру жара спала немного. Скатившись с горы, они двинулись по пескам и щебёнке, отбрасывая невероятные тени. Вдруг за скалистой грядой раздались голоса. Вика туда побежала и обнаружила странных людей в небывалых одеждах, толпившихся у пьедестала.
Мы собрались! восклицали они. Так начнём говорить, любомудрствовать! Просим, просим, Солон! Ты всех старее, говори первым!
Я не хочу говорить, потому что есть тот, кто вмещает в себя мои знания, а я жалкий должник его.
Все настаивали тем не менее, и он начал:
Прекрасным и добрым верь более, чем поклявшимся. Заводить друзей не спеши; заведя, не бросай. Не советуй дурное, советуй лучшее. Ум твой вожатый. Душа бессмертна.
Слава! Вскричали все и, увенчав его, возвели на пьедестал. Говори!
Я воспретил ставить в Афинах трагедии, потому что они научают притворству, которое пагубно. Слово есть образ дела
Странный толстяк между тем вылез из бочки и показал всем солёную рыбу.
Я вычислил пути солнца от солнцестояния до солнцестояния, определив земной год, продолжал Солон.
Но никто уж не слушал его, все смотрели уже на солёную рыбу, поэтому он умолк сбившись.
Вот! начал победно толстяк. Эта грошовая вобла остановила Солона в его рассуждениях. Помнишь, Солон, как ты шёл смотреть звёзды, которые якобы ты постиг, но упал в яму и как старуха тебя укорила. Тот, кто не видит под своим носом, сказала она, посягает на небеса.
Все рассмеялись, стащили Солона невежливо вниз и, крича: Слава тебе, Диоген! Подымайся! стали указывать на пьедестал.
Чтоб вы тоже столкнули меня? рассмеялся толстяк. Вы состязаетесь, кто кому вставит палки в колёса, только не в истине. Вы изучаете бедствия Одиссея, а собственных недостатков не видите, как арфист, что справляется с арфой, а со своим нравом сладить не может.