Александр Максутов не видел Цыганка. Бледнея и вздрагивая натянувшимися, как струна, мускулами, он впился взглядом в Тироля. Было что-то гадливое и в то же время заразительное, влекущее в том, как бесновался Тироль, утверждая свою власть над провинившимся матросом.
Привлеченные ругательствами Тироля, на палубу поднимались офицеры. Заспанный Вильчковский на ходу возбужденно спрашивал о чем-то. Дмитрий Максутов тревожно окликнул брата.
От резкого движения фуражка слетела с головы Тироля, открыв глянцевитую, блестевшую под светом фонаря лысину.
Боцман ловко подхватил покатившуюся по палубе фуражку, но холодный ветер уже охладил пыл Тироля. Он вдруг увидел и блестящие от возбуждения глаза вахтенного лейтенанта и насупленные, напряженные лица матросов.
- В кандалы! - прохрипел Тироль, резко повернувшись к вахтенному лейтенанту. - Посадить на хлеб и на воду, впредь до суда!
Унтер-офицеры кинулись выполнять приказ командира. Принесли тяжелые кандалы. Но марсового Климова доктор Вильчковский уложил в лазарет.
В каюте Тироль отыскал изданный в 1851 году в Морской типографии "Свод морских уголовных постановлений". Дрожащие пальцы не сразу захватывали плотные, с золоченым срезом листы. Какую бы страницу ни открывал наугад капитан-лейтенант, она угрожала матросу казнью, вечным поселением в Сибири, тысячами ударов палок, розог, шпицрутенов, линьков, ременных "кошек", грозила заключением в казематы, тюрьмы, на гауптвахты, на бак и под бак. Если матрос потеряет сознание под ударами палача, высочайше повелевалось отправить его в лазарет, выходить - затем только, чтобы по выздоровлении продолжать наказание, до тех пор, пока матрос не получит сполна назначенное число ударов.
Наконец Тироль нашел параграфы, относящиеся к побегам матросов с кораблей, и призадумался.
Случай, оказывается, не из легких. Матросов слишком рано вернули на "Викториус" - только по истечении суток дезертирство считалось установленным и подлежало наказанию по всей строгости военного времени. Нельзя считать Англию неприятельской страной, а Портсмут вражеским портом, несмотря на явную враждебность парламента и газет. Но, с другой стороны, Россия воюет с Турцией, и побег аврорцев следует расценить как преступление военных моряков в военное время! Важно и свидетельство полицейского инспектора - точное, неопровержимое... Чем дольше размышлял Тироль, тем тверже становилось его убеждение, что матросам не избежать строгого суда. А роль презуса суда волей-неволей придется взять на себя Изыльметьеву. Так повелевает закон.
Тироль остыл, размышления вернули ему обычную осторожность, и тут-то он неожиданно вспомнил лицо мичмана Попова, порывистое движение молодого офицера, оставившее в сознании капитан-лейтенанта какую-то необъяснимую досаду. Да, мичман хотел что-то сказать...
Тироль вызвал Попова.
- Вы, кажется, имели что-то сообщить мне, мичман? - сухо спросил он, чувствуя враждебную настороженность Попова.
- Да, господин капитан-лейтенант!
- Нуте-с... - Тироль не сделал привычного для него плавного жеста: "Прошу вас, садитесь..."
- Еще час назад я хотел сказать вам, господин капитан-лейтенант, что не считаю провинившихся матросов дезертирами...
- Вы что же, были с ними в кабаке, мичман?
Попов задержал дыхание. Каштановые усики, бакенбарды и карие глаза резче обозначились на бледном лице.
- Я случайно встретил матросов в Гилфорде...
- Значит, они бежали! - воскликнул Тироль.
- Матросов увезли обманом. В Гилфорде они затеяли драку, чтобы вырваться на свободу.
- А кассир портсмутского арсенала?
- Агент! - уверенно ответил мичман, вспомнив плешивого. - Полицейский агент...
Тироль поднялся.