Но эта свадьба была не его. Он был гостем на свадьбе своей невесты. Ах, как это тяжело. Сердце ныло, и оно было готово разорваться на части.
«Моя Катенька, мой котёнок чужая жена. Моя любимая уже не моя», стучало в виски и корёжило сознание молодого инженера.
Он поднялся на лифте на шестой этаж в свою аудиторию 617. Широко распахнул окно, встал на подоконник и приготовился выброситься вниз. Как вдруг его порыв охладил голос Прокофия Рудольфовича:
Колян, я уже всю паутину с окна убрал, можешь не беспокоиться. Пойдём лучше накатим по пятнадцать капель спирта-ректификата.
Весь состав их лаборатории был отправлен в колхоз на уборку урожая, из рядовых на институтском хозяйстве они остались вдвоём. Николай Сергеевич сделал движение рукой, типа проверил за оконную чистоту, и направился в аудиторию следом за Прокофием Рудольфовичем.
Прокофий, ты когда-нибудь гулял на свадьбе своей невесты? с надрывом в голосе, чуть не рыдая, вопрошал Николай Сергеевич, разливая спирт из колбы в гранёные стаканчики.
Глаза Прокофия Рудольфовича уставились на собеседника пристально. Казалось, что они, как два тёмно-коричневых паука, моргая мохнатыми ресницами-лапками, начали подтягивать нить разговора к себе.
Хмм, послышался выдох его обожжённых спиртовыми парами лёгких.
Захрустел маринованный огурец.
Понимаешь, Рудольфыч, я смотрел как её, моей Катеньки, глаза выискивали в толпе моё лицо. А когда наши взгляды встречались Ой, как мне больно. Ведь это я должен быть на этой свадьбе женихом. Это я дружил с Катенькой три года. Это я был её первым мужчиной. Это со мной она, моя любимая Катя, строила планы на всю последующую жизнь. Это она целовала меня ласково и нежно Как дальше жить? Ничего не понимаю. Это я должен был сказать моему Котёночку: «Выходи за меня замуж». Но не сказал, всё тянул и тянул время. А он сказал, он позвал, и она, уставшая ждать этих сокровенных слов от меня, пошла за ним. Теперь он жених, а не я. Ах, как мне тяжело. Как тяжело. Николай Сергеевич горько заплакал, как маленький ребёнок, у которого злые люди отобрали любимую игрушку.
Уфф, раздался снова выдох лёгких Прокофия Рудольфовича, проглотившего очередную дозу спирта.
Казалось, что его глаза, как две сороконожки, моргали длинными ресницами-ножками, подбираясь в сочувствии всё ближе и ближе к душевной боли собеседника.
«Какой же он внимательный и чуткий, этот наш Рудольфович, подумал Николай Сергеевич. Зря его все считают чёрствым бирюком. Он вон какой чувственный и заботливый».
Ах, какие глаза у моей Катеньки, снова застонал Николай Сергеевич. Как же я буду жить завтра без этого изумрудного драгоценного света её милого и любимого взора? Как я смогу существовать завтра без лёгкого прикосновения её губ, без её трепетных и нежных объятий? Как жить завтра-а-а? Слёзы сильнее мрачных дождевых вихрей захлестнули нашего молодого инженера.
Теперь и на улице, и в нашей лаборатории бушевал осенний дождь. Николай Сергеевич, исповедавшись, вопрошающе смотрел на своего собеседника. Казалось, что глаза Прокофия Рудольфовича, как две букашки, поползли навстречу завтрашнему дню.
Его хрипловатый голос начал вещать:
Т-а-а-к, завтра у нас будет пятница. Опять с Лёхой Дулиным поедем на рыбалку. Прошлый раз клёв был на мормышку. Блин, два раза угадать поклёвки будет очень сложно. Наверное, прикупим на Бестужева свеженьких опарышей и немного мотыля. Там фирма для рыбаков «Клёвый продукт» находится. Короче, завтра всё будет зашибись! заключил свою речь Прокофий Рудольфович, зычно выдыхая после принятия очередной дозы спирта. Уф-ф-ф, хорошо пошла, родимая. Жисть прекрасна!
7. Размышления. Человек большой друг собаки
Нежный и бархатный вечер. В первый день лета 2017 года немного взгрустнулось, при взгляде в открытое окно квартиры, что на улице Красноармейской. Во дворе уже нет никого, хоть времени-то всего ничего десять часов вечера. Даже влюблённые, трепетно прижимавшиеся друг к другу в наползающих густых сумерках, исчезли куда-то со скамеечки. Никто не шумит, не галдит и не лазает по деревьям. Видимо, потому что кокосы с бананами ещё не созрели. Ой, чего это я. Мы же не в Паттайе в тайских тропических широтах. Мы в родном Иркутске.
Жизнь как будто бы приостановилась, раздумывая, чтобы такое отчебучить, чтобы такого неожиданного преподнести людям. А пока она размышляла, я набрал номер телефона Алексея Яшкина.
Лёша, привет! Чё-то давненько не виделись.
Ну, да. Послезавтра два дня будет. Чё, скучаешь?
Да я тут с тобой, Лёха, рядом. Подползай. От твоего дома на улице Грязнова до меня аж минуты три топать. У моей дочи Оли вчера днюха была. Мне супруга по этому поводу коньяк французский презентовала. Он стоит в баре и пищит. Жалобно так. А я на него даже внимания не обращаю. Типа, через пять лет ещё пять звёздочек на этикетку можно будет наклеивать.
Ну ты, Серёга, и садюга. Как же так можно. Я щас у супруги Оксаны поинтересуюсь и узнаю своё мнение насчёт поздней отлучки из дома к тебе. Правда, поздновато уже. Да я хотел тебе показать мою последнюю работу. Геодезисты заказали мне эмблему для изображения своего труда в виде гномиков. Я изобразил. Оценишь заодно моё творчество.