Мне ужасно совестно отвлекать вас своими пустяками, говорил в трубку Шляпсон, но чем скорее я получу ноты назад, тем спокойней будет моей дырявой голове.
Мне ужасно совестно отвлекать вас своими пустяками, говорил в трубку Шляпсон, но чем скорее я получу ноты назад, тем спокойней будет моей дырявой голове.
Ах, не извиняйтесь, пожалуйста, отвечала Костина мама. Я попрошу сына, он сейчас же все принесет. Это вихрь, а не ребенок.
Костя просьбе не обрадовался, но как послушный мальчик взял ноты и пошел домой к учителю пения. В конце концов, делов-то: зашел в соседний подъезд, позвонил, отдал бумаги и свободен. Не целоваться же его со Шляпсоном заставляют.
Мама и папа прошли в комнату и сели на диван.
Как я устал, сказал папа.
У меня новости, решила похвастаться мама. Я скоро снова буду петь в оркестре.
Чудесно, сказал папа.
Репетиции со следующей недели. Представляешь, как здорово! Это всё устроил учитель из Костиной школы. Такой классный дядечка!
Что еще за дядечка? папа недоверчиво посмотрел на маму.
Обычный дядечка, поджав губы, ответила мама. Толстый, лысый, старый. И фамилия у него глупая Шляпсон. Правда, смешная фамилия?
Папа взял маму за плечи и немигающими глазами уставился ей в лицо.
Ты сказала Шляпсон? Я не ослышался?
Да, Шляпсон, растеряно повторила мама.
Папа больно сдавил мамины плечи.
Куда пошел ребенок? медленно произнес он, не разжимая зубов.
Господи! Что с тобой! К Цезарю Тиграновичу пошел ноты отнести, в тридцать седьмую квартиру, в нашем доме, только другой подъезд. Десять минут назад ушел, сейчас вернется. Да отцепись ты от меня! под конец мама даже взвизгнула, потому что испугалась собственного мужа. Это был как будто другой человек.
Ничего не объясняя, Костин папа вскочил с дивана и выбежал из квартиры.
Совсем рехнулся со своими поездками, обиженно сказала мама. Скоро на людей будет бросаться. Не успел приехать, а уже всё настроение испортил!
И мама стала размышлять о том, что всем хорошо, одной ей плохо.
Папа летел вверх по лестнице, перескакивая через две ступеньки. Квартира номер 37 находилась на четвертом этаже. Дверь приоткрыта. Папа пнул ее ногой и вошел внутрь. Никого. В единственной комнате почти нет мебели, только стол, два стула, кровать и с открытыми дверцами пустой шкаф для одежды. На столе тарелка с недоеденным супом и листы бумаги. Ноты. На стене напротив окна нарисованная на старых обоях дверь в человеческий рост.
О нет, сказал папа. Только не это!
Он подбежал к двери и стал открывать ее, как будто она была настоящая. Конечно, у него ничего не вышло. Тогда он отошел подальше и с разбегу врезался в дверь плечом. Стена загудела. Папа застонал от боли. В соседней квартире упала на пол какая-то металлическая посудина. Нарисованная дверь начала исчезать, как будто кто-то стирал ее ластиком.
Это я один во всем виноват, пробормотал папа и, ссутулившись, побрел восвояси. Вид у него был жалкий.
Глава 7. А вот куда он делся
Костя взял у мамы ноты и понес Цезарю Тиграновичу. Я уже об этом говорил.
Цезарь Тигранович отворил дверь, увидел Костю и по своему обыкновению весь засветился от счастья.
Ах, это вы, мой юный друг! Скорее же войдите в мою убогую хижину!
Вообще-то мне некогда, ответил Костя и нерешительно переступил порог «хижины».
Шляпсон обнял его за плечи и потащил в комнату.
Смелее же, не стесняйтесь. Если бы вы только знали, как выручили меня! Присядьте на стул. Я задержу вас ровно на две минуты. Кое-что отдам для вашей мамы, и вы сразу пойдете. На улице так жарко. А будет еще жарче! Вам, наверное, хочется пить. Подождите, я сейчас!
Шляпсон выскочил из комнаты на кухню и почти сразу вернулся с большой разрисованной чашкой.
Вот, попейте. Это компот, я варю его сам по особому рецепту. Прекрасно утоляет жажду.
В чашке была темно-красная жидкость, на ее поверхности лопались пузырьки. Костя не сильно хотел пить, но из вежливости сказал «спасибо» и взял чашку в руки. Между тем Шляпсон сел к столу, нацепил на нос очки и стал перебирать стопку нотных листков.
Буквально две минуты, мой друг, ровно две минуты, бормотал он, искоса поглядывая на ребёнка.
Костя отхлебнул из чашки. Напиток оказался приятный: чуть сладкий, но с кислинкой. Костя не заметил, как допил всё, и стал вертеть чашку в руках, потому что не знал, куда ее поставить. На чашке был рисунок: двое дяденек в коронах, наверное, цари, дрались на саблях, рядом на полу валялся ребенок в пеленках. С другой стороны чашки был изображен большой коренной зуб, наполовину изъеденный кариесом. С зуба капала кровь,как будто его только что вырвали.
Косте показалось, что он уже где-то видел этот зубчик, и он стал напрягать память, но ничего не вспомнилось. Мысли в голове вдруг стали медленными, как черепаха. «Интересно, подумал Костик, закрывая глаза, дядьки в коронах, эти дядьки в коронах из-за ребенка дерутся, или он сам по себе здесь ползает?» Усталость за несколько секунд растеклась по телу. Рукам стало невыносимо тяжело держать чашку с царями, и он разжал пальцы. Чашка брякнулась на пол и раскололась пополам.
Шляпсон обернулся, посмотрел на разбитую, чашку, затем на Костю. Поднявшись из-за стола, он достал из внутреннего кармана пиджака большой маркер, подошел к стене и стал проводить на ней черные линии. Потом сделал шаг назад и оглядел своё художество. На обоях была дверь в человеческий рост самый простенький рисунок: прямоугольник-проём, в нем прямоугольник-дверь, ручка буквой «С» и две дверные петли.