С сайрой и рисом, похвалилась Прасковья Фатеевна. Позавчера консервы в «Сардельке» выбросили.
Слово «выбросили» в советские времена не означало, что продукты питания валялись на улице, оно означало, что они появились на прилавках торговых заведений. Это я так, к сведению молодых.
Расскажите про ваш город, попросила я Феоктистовых. И про страну. Какой сейчас год? Какие отношения с Америкой?
С Америкой, как всегда, холодная война, усмехнулся Аркадий и его глаза недобро блеснули. А город обычный, рядовой.
Семьдесят девятый год, встряла Прасковья Фатеевна.
Я родилась в шестьдесят шестом, и в семьдесят девятом мне стукнуло всего тринадцать! Значит, так мы жили. А впрочем, не так уж и плохо жили, зря пугают советским прошлым детей те, кто мечтал о капиталистической вседозволенности. Конечно, продукты приходилось доставать, но зато как уютно и безопасно было при железном занавесе!
Я зевнула. Веки стали тяжелыми, будто к ним подвесили гирьки. И последнее, что хотела спросить, застряло у меня в горле. А хотела я спросить о том, куда деваются горожане днём.
*****
Утро оказалось пасмурным. Я открыла глаза и обнаружила, что лежу на диван-кровати в зале. Переведя взгляд на будильник, тикающий под ухом, вздрогнула. На нем был уже полдень. Потянувшись, я обнаружила, что облачена в длинную ночную сорочку их ситца в горошек, эта сорочка была самодельной. То есть, её сшили дома, а не купили в магазине. Как я попала в постель, кто меня раздевал-одевал, я не помнила. Кстати, вчера я даже не приняла душ и не почистила зубы.
Передернувшись от недовольства создавшейся ситуацией, я подошла к окну и взглянула вниз.
Серые дома, серые, без деревьев и цветов, улицы, полнейшее безлюдье привели в уныние.
Моей одежды нигде не было, я потопала на кухню в надежде увидеть хозяев жилья. Завернув в совмещенный санузел, я не нашла их и там. Обойдя комнаты, я зачем-то заглянула под кровати и в шифоньер. В квартире было пусто.
Спокойно, Кристина, спокойно, стараясь успокоиться, медленно проговорила я, сейчас наемся, оденусь во что-нибудь и пойду в сторону кладбища. Миша, наверное, там. Он меня ищет и поднял на ноги полицию. Кажется, я поняла, где находится портал, он находится в области калитки кладбищенского забора.
Глава 5
Холодильник был полон, и я еще раз поразилась, что во времена вездесущего дефицита в стране люди как-то умудрялись жить сытно и вкусно. Поискав глазами питьевую воду, я вспомнила, что ее не было, а потому из крана наполнила эмалированный чайник и поставила его на конфорку газовой плиты.
Через полчаса я уже стояла возле двери на улицу, а открыв ее, не удивилась безлюдью окружающего пространства. Прохладный сырой ветер по-хозяйски гулял по проспекту, от асфальта поднимался клубящийся белесый пар. Фланелевый халатик, позаимствованный у Прасковьи Фатеевны, не грел, и я пожалела, что не прихватила кофточку из белой ангорки. Аркадия в отместку за спрятанные одежду и обувь я тоже обокрала, на ногах моих красовались его крепко зашнурованные матерчатые кеды, а поскольку они были сорокового размера, время от времени норовили свалиться со стоп.
«И в таком виде мне придется переться в сторону портала, миновать страшную аллею и кладбище», вздохнула я и сделала шаг навстречу свободе.
Верила ли, что благополучно пройду сквозь этот портал, я не знала. Скорее всего, нет, но отчаиваться не имела права. Я с тоской вспомнила свой дом, упрямых, в свекровь, девчонок, истошно орущих котов и собак, лающих в самый неподходящий момент и пачкающих задницами вымытые мной на совесть полы. Даже одуванчики неожиданно выплыли из укромных уголков памяти. Как же я их ненавидела прежде! А сейчас готова целовать каждый цветочек и радостно рыдать от этого безумного действа. А еще я пришла к выводу, что полный людей собственный дом это счастье.
Верила ли, что благополучно пройду сквозь этот портал, я не знала. Скорее всего, нет, но отчаиваться не имела права. Я с тоской вспомнила свой дом, упрямых, в свекровь, девчонок, истошно орущих котов и собак, лающих в самый неподходящий момент и пачкающих задницами вымытые мной на совесть полы. Даже одуванчики неожиданно выплыли из укромных уголков памяти. Как же я их ненавидела прежде! А сейчас готова целовать каждый цветочек и радостно рыдать от этого безумного действа. А еще я пришла к выводу, что полный людей собственный дом это счастье.
Кстати, почему Аркадий продает сорняки и откуда он их берет? На первый вопрос ответ нашелся мгновенно, достаточно было посмотреть по сторонам: голые, без признаков какой-либо растительности, горизонты приводили в уныние, второй вопрос надо было обдумать. Хотя что тут думать, Феоктистов затаривается семенами на кладбище, богатом всякой растущей дрянью. А что если жители Троицка с раннего утра тоже пробираются сквозь этот портал? Зачем пробираются? Чтобы наблюдать с памятников за живыми?
Я остановилась. В голове заметались мысли одна невероятнее другой. Угрюмые блочные здания настороженно следили за передвижением незваной гостьи. По спине медленно прошелся холодок, и я, с трудом отрывая стопы от липкого асфальта и проклиная земное притяжение, побежала. Казалось, дома бросились вдогонку. Наверное, прошел целый час, прежде чем я выбралась из мертвого города, в котором ничто не напоминало о ночном потоке хохочущих, пляшущих и орущих песни людей. Кстати, в Троицке нигде не валялись фантики от конфет, бутылки от пива, обрывки газет и что еще могло валяться в советские времена?