Ты, главное, посмотри, но не очаровывай.
Ты интриган, прокомментировал я его затею.
Интриганом Скрипача можно было назвать лишь с очень большой натяжкой. Он был чрезмерно порядочным и верил в чистую любовь, причем так сильно, что заражал этим окружающих, включая даже редких девушек, правда очень ненадолго. При этом, словно в отместку за свою, в общем-то, положительную черту, он подозревал всех окружающих? и меня в частности? в черных делах. Например, в том, что я сплю со всеми ученицами.
А почему у тебя занимаются одни женщины? раз за разом приводил он свой основной аргумент. Я пытался объяснить, что дело не в моей скотской сущности. Говорил, что пианисты-мужчины, хоть и достигают, согласно статистике, больших успехов, чем женщины, но в основной своей массе, гораздо более редки. Говорил, что у нас, в целом, культивируется образ пианино, как женского инструмента и что женщины, которые занимаются музыкой, потому и предпочитают пианино, скажем, перкуссии. Причем идут они именно к репетиторам, вроде меня, хотя с ними особых успехов не добьешься. Репетиторы нужны для закрепления навыков и отработки техники, в качестве поддержки в основной учебе, но никак не для развития. Причем они все это знали и все равно шли сюда, каждая по своей причине. Но ни одна за сексом.
Бесполезно.
Ученица пришла все-таки вовремя. Скрипач выразительно посмотрел на нее, потом на меня и произнес одними губами слово «инкуб», а потом надел свой отвратительный вельветовый пиджак, который всегда надевал на репетиции в оркестр, и сказал уже вслух:
Хорошо вам позаниматься, причем с такой язвой в голосе, что захотелось его стукнуть.
Спасибо Он похож на педофила, сказала девушка, когда за Скрипачом закрылась дверь.
Он не педофил, ответил я.
Но такой вид, будто с женщинами у него все очень плохо.
Ошибаешься, соврал я, у него все как раз налаживается.
Эту девушку я называл Дочерью Психолог.
Папа говорит, что все педофилы несчастные в личной жизни люди.
Хочешь чаю? я неумело сменил тему разговора.
Она покачала головой и пошла к инструменту.
На улице очень тепло.
Отлично, тогда я открываю окно и начинаем, я дошел до окна и, подняв жалюзи, повернул ручку.
Ничего не загораживает вид, говорил мне торговый агент, когда впаривал этот офис, как будто в тот момент это имело для меня значение. Главным тогда было то, что он был дешевым и в центре города, а то что на девятый этаж не ходил лифт, туалет был этажом ниже, кроме крыш ничего не было видно, этаж официально считался техническим и моя дверь соседствовала с венткамерой, электрощитовой и лифтовой комнатой было делом десятым.
Ниже располагались более дорогие офисы несколько проектных контор, пара дизайн-мастерских, школа английского языка, центр развития детей целый муравейник, объединявший необъединяемое. Где-то подо мной несколько человек одновременно делали кофе в кофе-машинах, звонили по телефону, обменивались картинками в Интернете и работали.
Внизу.
Из окна же открывался вид на бесконечное поле крыш, тянущихся, казалось, до самого горизонта.
Другой из моих учеников Несостоявшийся Джазмен, однажды сказал, что, поднимаясь сюда он оставляет все остальное внизу и кроме музыки. Для Несостоявшегося Джазмена это было самой настоящей реальностью, ну а я вынес из его слов то, что выбранный офис по-настоящему хорош, раз настраивает людей на подобные мысли. Возможно потому у меня до сих пор нет таблички на двери, а план здания на первом этаже и вовсе не говорит о наличии меня здесь, ведь официально этаж, все-таки, технический.
Я выучила тот отрывок сказала Дочь Психолога, но не уверена, что выдерживаю правильный шаг.
Ритм, поправил я, сыграй, пожалуйста.
У меня пискнул телефон. Пришло сообщение от Шаманки:
«Сегодня полнолуние. Хорошая ночь для того, чтобы не спать.»
Хорошая.
Глава 2. О мертвых бабушках и стихах
И вот мы вместе.
У тебя очень странная квартира, говорила Шаманка.
Мы лежали на диване и смотрели в окно на звездное небо. Разбросанная одежда валялась на полу, рядом стояли недопитая бутылка вина, дешевые пластиковые бокалы, купленные по такому случаю, блюдце с ломтиками сыра и шоколадом.
Она очень пустая, продолжила она, и, как будто, потерянная в пространстве и вокруг никого, кроме нас нет. Очень непривычно. Не скажу, что плохо, но непривычно.
Дома у Шаманки и в самом деле все было по другому небольшая квартирка на первом этаже с вечно завешенными окнами, чтобы, с одной стороны, не смотреть на помойку, а с другой, чтобы никто не заглядывал внутрь. Вдоль всех стен тянулись полки, где стояли причудливой формы стаканы, с перьями внутри. Лежали россыпью, в открытых коробочках, бусины. На столах стояли засушенные цветы, на каждой стене было по ловцу снов или какой-нибудь ритуальной вещице и, куда не кинь взгляд, всюду были черно-белые фотографии людей и картинки разных животных. Плед на ее кровати казался шкурой, пусть и искусственной, а в воздухе пахло кофе и какими-то пряностями. Даже типовая дешевая икеевская мебель была изрисована тонкими узорами под Ар Нуво.
Мне квартира досталась благодаря программе помощи детям-сиротам, ответил я, Тут раньше жила бабушка, и после ее смерти, по закону, если за какое-то время не появляются наследники, квартира перешла государству, а оно квартиру потом отдает тем, кому захочет. В данном случае мне.