«Язык мой враг мой», меланхолично подумал он и вывалил наружу обширный, но несколько суховатый после вчерашнего язык. Языком своим Шушель втайне гордился, и зрелище его увлекло. Он с удовольствием принялся рассматривать язык в зеркале, не без гордости отметив: «Такой ведь и до Киева доведет!», и загрустил. Насколько он помнил, в Киеве у злополучной левретки жили родственники.
Тут надо небольшое отступление. Вообще-то Шушель был одинок. Он давно запретил себе верить, что его восторженная влюблённость когда-либо совпадёт с чувствами собаки, в которую он влюбился. Однако этот запрет не мешал ему увлекаться примерно раз в два года какой-нибудь очаровательной особой, после чего Шушель носил в груди светлый образ плод его безудержного воображения, подкреплённого поэтами, музыкантами, кинематографистами и писателями. Шушель разговаривал (про себя, разумеется) со своей избранницей и фантазировал про разные случаи из их встреч, прощаний и обещаний завтра увидеться непременно. Время от времени (впрочем, случалось это крайне редко) Шушелю мерещилось, что есть надежда на взаимность, и тогда он не только подвывал от избытка чувств, но даже бросался писать стихи. Такие переживания Шушель считал главными в своей жизни и почти не обращал внимания на разных случайных подружек, удовлетворявших его кобелиные надобности. В принципе, жениться ему, как это любят говорить в народе, может, и надо было бы, но, сказать по секрету, аксиому про невозможность взаимности Шушешь придумал для утешения втайне он продолжал верить.
Столь тонкая душевная организация, считал Шушель, вполне извиняла его за вчерашнее. Однако у него были все основания полагать, что левретка думает иначе.
«Надо что-то делать, Шушель потихоньку оживал и даже осторожно попробовал пройтись по комнате. Перво-наперво выяснить, что у нас с ней было. Вроде ничего, но тогда откуда я помню этот шрам за ухом? Ну, нет, здесь её точно, кажется, не было, а там весь вечер хозяева были дома, да и комнат небогато. Впрочем, люди понятливые, но не настолько же. Шрам Маленький такой шрамик Хорошо, кстати, что за ухом, а не где ещё М-да. Уже легче. А, может, это вообще чужой? В смысле, мало ли я кого знал так близко, чтобы вспомнить про шрам и про ухо?»
Последняя мысль несколько отвлекла Шушеля и он решил закрепить успех сел и, следуя советам психоаналитиков, подробно обрисовал всё в письме иногороднему другу. Для начала изобразил свои метания в поисках любви, робко надеясь себя хоть чем-то оправдать, потом завернул повествование в лёгоньком таком, ироничном ключе, а уж после, перечитав начало и взглянув на всё как бы со стороны, Шушель на правах автора обругал своего героя мудаком и раздолбаем (не совсем, правда, доверяя этой оценке что взять с похмельной собаки). Он ещё раз перечитал письмо и заулыбался. «Какой занятный малый! Интересно, как он выкрутится?» Но сразу вспомнил, что это, собственно, про него самого и, что характерно, им же самим и написано, помрачнел, потом встал на четвереньки и встряхнулся. Тяжёлая шкура переваливалась туда-сюда через позвоночник раза в два медленнее, чем обычно, но в целом процедура помогла. Когда последним аккордом отзвенел вытянутый в струну хвост, Шушель потянулся, припав на передние лапы и решил: «Нельзя сидеть в четырёх стенах! Здесь впору с ума сойти. Отправить письмо вот занятие. Заодно и проветрюсь».
2
Город после вчерашнего праздника ожидания праздника (жителям предстояло пережить еще четыре выходных дня) едва ли чувствовал себя лучше, чем Шушель, а уж выглядел и того хуже. Раскалённый асфальт дышал перегаром, и по его (асфальта) лицу редкие прохожие катали пустые пивные жестянки. Обалдевшие от порции аномальной жары зелёненькие почки распускались, казалось, прямо на глазах. Шушель с тоской глядел на деревья и думал, что на природе он не был очень давно.
Опустив письмо, он побрёл на набережную. У реки было чуточку свежее. Ветерок время от времени вспоминал о своих обязанностях, да, видно, никак не мог определиться, куда дуть с воды на берег или с берега на воду. Вода в реке была по-весеннему мутная, но, как отметил хвост Шушеля, употреблённый за термометр, не по-весеннему теплая. «Окунусь», решил Шушель и нырнул.
Он уже выруливал на фарватер, когда с берега, с места дальше по течению, послышались знакомые голоса. Шушель навострил уши, повернул голову и увидел за изгибом небольшого мысочка весёлую компанию. «Какое приятное совпадение», подумалось ему, хотя на самом деле это было не то чтобы приятное совпадение, а, скорее, приятная забывчивость друзья, которые с утра поздравляли Шушеля с праздником, говорили, что намерены выбраться к реке, и зазывали его с собой, да тогда он ещё не успел, если вы помните, прийти в себя.
2
Город после вчерашнего праздника ожидания праздника (жителям предстояло пережить еще четыре выходных дня) едва ли чувствовал себя лучше, чем Шушель, а уж выглядел и того хуже. Раскалённый асфальт дышал перегаром, и по его (асфальта) лицу редкие прохожие катали пустые пивные жестянки. Обалдевшие от порции аномальной жары зелёненькие почки распускались, казалось, прямо на глазах. Шушель с тоской глядел на деревья и думал, что на природе он не был очень давно.