Милиционер, как бы соглашаясь, кивнул и в то же время строго сказал:
Но и на вокзале спать не положено.
Я понимаю Но ситуация такая. И остановиться негде.
А вы что здесь, по делу?
Да.
И какому же? спросил милиционер, постукивая паспортом по ногтю пальца.
Да как вам сказать На приём я. В ЦК партии.
Фьють!..
Вызывали или сам?
Сам.
Значит, жаловаться.
Мужчина пожал плечами.
Понятно, по лицу блюстителя порядка пробегает ирония.
Ну, так вот, гражданин, сказал второй милиционер, освободите вокзал. Здесь вам не ночлежка.
Да-да, я понимаю Сейчас, заторопился гражданин, ещё раз стирая с лица сонливость, тревогу от сна и от неожиданной встречи с блюстителями порядка.
Мужчина поднялся, принял поданный паспорт и направился к выходу из вокзала, обходя спящих пассажиров. Сотрудники некоторое время смотрят ему вслед, потом тот, что проверял документы, сказал:
Очередной жалобщик, склочник.
Поразвелось их. Откуда?
Из Сибири, из Майска.
Сами не живут спокойно и другим не дают.
Милиционеры направляются дальше по залу, кое-где переступая через ноги спящих пассажиров. Некоторые из них бродячего вида. Но этот контингент, населяющий вокзал, привычный, мало интересует их, и потому могут спать спокойно.
Ночь прохладная. Город в огнях. Но на душе человека, вышедшего на улицу, одиноко и тоскливо. Мужчина поёживается, осматривается и медленно направляется к Ленинградскому вокзалу.
Прежде чем войти в вокзал, он внимательно посмотрел сквозь стеклянные двери нет ли милиционеров? Вошёл. Какое-то время походил по залам, затем, найдя уединённое свободное место, сел на сидение, достал из портфеля старую газету, стал просматривать её, в который раз. Вскоре, незаметно для себя, уснул, навалясь на сумку боком.
Майск
1
В сквере «Пионеров», что раскинут за кинотеатром «Победа», на скамейке лежит человек. Одет он просто, едва ли не по-домашнему: клетчатая рубашка, темно-зелёные с лавсановой нитью штаны, у него даже на ногах домашние тапочки. Можно предположить, что человек прилёг отдохнуть на свежем воздухе, пригретый солнышком, под птичий гомон и шелест листвы. От сладкого сна, в уголке рта нардела слюнка
Идиллия не заслуживала бы особого внимания, если бы не порожняя бутылка «Солнцедара», тоже отдыхающая в тенёчке под скамейкой на зелёной травке. Столь милое соседство, разумеется, не осталось без такового.
По аллее, патрулируя, прогуливались два милиционера. У них тоже было лирическое настроение, и потому один из них сказал, проходя скамейку:
Пусть спит.
Но у второго служебный долг преобладал над сантиментами, и он выразил несогласие.
В вытрезвитель надо. Нечего засорять город. Читал постановление горсовета и приказ по отделению: всех пьяных отправлять в медвытрезвитель.
Читал, со вздохом ответил его товарищ, пытаясь, видимо, этим выразить своё либеральное отношение к тем пьяницам, что умеют наслаждать природой, не нарушая её прелести и общественного покоя. Но он был в подчинённых.
Дуй в «Победу»! Звони, пусть приезжают, приказал старший сержант, что младшему пришлось выполнить, подчиняясь не только приказу, но и вместе с ним всем важным инструктивным предписаниям.
Вскоре у воротец сквера, со стороны улицы Олега Кошевого, остановился медвытрезвительский воронок. Два сержанта, прагматик и либерал, объединённые общей задачей и долгом, подхватили спящего на лавке человека под руки и поволокли к машине.
Мужчина, проснувшись, запротестовал, от испуга, видимо, заикаясь.
Ребята!.. С-сынки!.. З-зачем? Я рядом живу. Я, я сам у-уйду. Я только подышать в-вышел.
Идём, идём, там подышишь.
С-сынки, да вот мои окна. В-вон, поди, моя бабка смотрит
И любуется, как её муженька под белы ручки волокут.
Да я ж н-не пьяный!
Ага бутылку «Солнцедара» залудил и трезвёхонький. Ха!
У машины их встретил старший сержант, водитель «воронка». Чернявый, с татарской наследственностью на лице, резким взглядом в слегка раскосых глазах.
Старший сержант, встречая клиента, заговорил с ласковой грубостью:
Ах ты мой трезвенник остекленевший. Подхватил мужчину, помогая коллегам, и вместе они стали заталкивать его по ступенькам в будку. Лезь, лезь, скатина! Поерепенься тут, не то, как дам по кумполу, в раз похмелка выскочит.
Такая острастка сержантам понравилась, и они рассмеялись.
Да не пьян-ный я! с плачем прокричал человек, но за ним захлопнулась дверь «воронка».
Мужчина со слезами на глазах прошёл ближе к решётке, к кабине водителя. Правую руку завёл под рубашку и держал её на груди, морщась от неприятного в ней покалывания, жжения в области сердца.
Скрипнул запор. За будкой послышались шутки милиционеров.
Трезвенник, в душу мать! Ха-ха! смеялись они, удовлетворённые своей работой.
Ну, ладно, пока. Если что, звоните, прискочим. У нас счас пусто, всех принимаем.
Годится, Саша, позвоним.
Машина тронулась. Водитель ехал, ничуть не беспокоясь о пассажире, на ухабах и неровностях на дороге скорость не снижал и тормозил так, как если бы в кузове вёз дрова. И от такой болтанки в будке, человек из последних сил держался за прутья в окошечке, чтобы не дать разрастись огню в груди, все более усиливающемуся.