Часть идущего на воспитание времени, прав, пожеланий мы передаем школе. Удваивается бдительность, повышается ответственность, возникают столкновения противоречивых полномочий. Обнаруживаются недостатки.
Родители благосклонно простят ребенка: потворство их вытекает из ясного сознания вины, что дали ему жизнь, нанесли вред, искалечив. Порой мать ищет во мнимой болезни ребенка оружие против чужих обвинений и собственных сомнений.
Вообще голос матери не вызывает доверия. Он пристрастен, некомпетентен. Обратимся лучше к мнению опытных воспитателей-специалистов: заслуживает ли ребенок нашего расположения?
Воспитатель в частном доме редко находит благоприятные условия для работы с детьми.
Скованный недоверчивым контролем, он вынужден лавировать между чужими указками и своими убеждениями, извне идущим требованием и своим покоем и удобством. Отвечая за вверенного ему ребенка, он терпит последствия сомнительных решений законных опекунов и работодателей.
Вынужденный утаивать и обходить трудности, воспитатель легко может деморализоваться, привыкнуть к двуличию озлобиться и облениться.
С годами расстояние между тем, что хочет взрослый, и к чему стремится ребенок, увеличивается: растет знание нечистых способов порабощения.
Появляются жалобы на неблагодарную работу: если Бог хочет кого покарать, то делает его воспитателем.
Дети, живые, шумные, интересующиеся жизнью и ее загадками, нас утомляют; их вопросы и удивление, открытия и попытки часто с неудачным результатом терзают.
Реже мы советчики, утешители, чаще суровые судьи. Немедленный приговор и кара дают один результат:
проявления скуки и бунта будут реже, зато сильнее и упорнее. Стало быть, усилить надзор, преодолеть сопротивление, застраховать себя от неожиданностей.
Так катится воспитатель по наклонной плоскости:
пренебрегает, не доверяет, подозревает, следит, ловит, журит, обвиняет и наказывает, ищет приемлемых способов, чтобы не допустить повторения;
все чаще запрещает и беспощаднее принуждает, не хочет видеть стараний ребенка noлучше написать страницу или заполнить час жизни; сухо констатирует: плохо.
Редка лазурь прощений, часты багрянцы гнева и возмущения.
Насколько большего понимания требует воспитание группы детей, насколько легче впасть здесь в ошибку обвинений и обид!
Один маленький, слабенький и то утомляет, единичные проступки и то сердят; а как надоедлива, навязчива и неисповедима в своих реакциях толпа!
Поймите же наконец: не дети, а толпа. Масса, банда, свора не дети.
Ты сжился с мыслью, что ты сильный, и вдруг чувствуешь себя маленьким и слабым. Толпа, этот великан с большим общим весом и суммой громадного опыта, то сплачивается в солидарном отпоре, то распадается на десятки пар ног и рук голов, каждая из которых таит иные мысли и сокровенные желания.
Как трудно бывает новому воспитателю в классе или в интернате, где дети, содержавшиеся в строгом повиновении, обнаглевшие и опустошенные организовались на основах бандитского насилия! Как сильны они и грозны, когда общими усилиями ударят в твою волю, желая прорвать плотину, не дети, стихия!
Сколько их, скрытых революций, о которых воспитатель умалчивает; ему стыдно признаться, что он слабее ребенка.
Раз проученный, воспитатель ухватится за любое средство, чтобы подавить, покорить. Никаких фамильярностей, невинных шуток; никаких бурчаний в ответ, передергиваний плечами, жестов досады, упрямого молчания, гневных взглядов! Вырвать с корнем, мстительно выжечь пренебрежение и злобную строптивость! Вожаков он подкупит особыми правами, подберет себе приспешников, не позаботится о справедливости наказаний, были бы суровы, в назидание, чтобы вовремя погасить первую искру бунта, чтобы толпа-богатырь даже мысленно не отваживалась разгуляться или ставить требования.
Слабость ребенка может пробуждать нежность, сила ребячьей массы возмущает и оскорбляет.
Существует ложное обвинение, что от дружеского обращения ребята наглеют, и ответом на доброту будут недисциплинированность и беспорядки.
Но не станем называть добротой беспечность, неумение и беспомощную глупость. Кроме продувных хапуг и мизантропов, среди воспитателей встречаются люди никчемные, не удержавшиеся ни на одной работе, не способные ни к какому ответственному посту.
Бывает, учитель заигрывает с детьми, хочет быстро, дешево, без труда вкрасться в доверие. Хочет порезвиться, если в хорошем настроении, а не кропотливо организовывать жизнь коллектива. Подчас эти барские поблажки перемежаются с приступами дурного настроения. Такой учитель делает себя посмешищем в глазах детей.
Бывает: честолюбцу кажется, что легко переделать человека, убеждая и ласково наставляя: стоит лишь растрогать и выманить обещание исправиться. Такой учитель раздражает и надоедает.
Бывает, напоказ друзья, на словах союзники, на деле коварнейшие враги и обидчики. Такие учителя вызывают отвращение.
Ответом на третирование будет пренебрежение, на дружелюбие неприязнь, бунт, на недоверие конспирация.
Годы работы все очевиднее подтверждали, что дети заслуживают уважения, доверия и дружеского отношения, что нам приятно быть с ними в этой ясной атмосфере ласковых ощущений, веселого смеха, первых бодрых усилий и удивлений, чистых, светлых и милых радостей, что работа эта живая, плодотворная и красивая.