Красиво. Очень красиво. Сетокан?
Чань-сюань. А ты вообще-то молодец.
Последнее, разумеется, было данью вежливости, попыткой реанимировать соскребенное с асфальта мужское самолюбие. А может относилось к моему внешне спокойному поведению во время наезда. Хе-хе. Знала бы ты, как я перетрусил.
Ее звали Марина. Терпеть не могу этого имени. Хуже него разве что только Светлана.
Вообще-то я отделался на диво легко. Головокружение проходило (хотя легкое сотрясение наверняка есть), кости, кажется, целы, разве что физиономия основательно разукрашена, да ухо раза в полтора больше, чем задумала природа. И красное, наверное, хоть фотографии при нем печатай. Кстати о свете. Фонарь какой-то дистрофический попался, хоть бы рассмотреть тебя
Высокая. Волосы хвостиком. Фигуристая, но лишнего, пожалуй, нет. Приятненький контраст талии и таза, ножки (см. выше) тоже очень съедобные, хотя, может и несколько покороче журнальных евростандартов. Видно, что девчонка сильная и тренированная, хотя, слава Богу, не из этих новомодных перекачанных монстров. Как это там у Уиндема? Стройная, но не хрупкая так кажется Словом очень даже.
Пока все это проносилась в моей, изрядно звенящей, голове, язык в автономном режиме молол что-то, причем, судя по всему, в тему, потому что она улыбалась и отвечала очень мило и охотно.
Потом я изрек:
Давай я тебя провожу. Время позднее, столько всякого жулья
Она коротко и вопросительно глянула на меня, рассмотрела выражение лица (если тогда это можно было так назвать), и тоже рассмеялась.
Нет уж, давай лучше я тебя доведу. Как ты хоть, нормально?
Троллейбусную линию до сих пор не починили; идти было минут двадцать, ночь теплая,
а трамваев, судя по всему, уже не существовало в природе.
Тараня ногой чью-то физиономию, она вырвала ремешок босоножки, что называется с мясом, поэтому разулась и шла босиком. А когда дошли до моего дома, был прекрасный повод подняться и подремонтироваться. Сапоги тачать я, разумеется, не умею, но в данном случае подошва да полторы застежки сделаю, что мастер по пошивке золушкиных туфелек. У меня есть шикарный инструмент шило называется.
Я делегировал ее на кухню варить кофе, а сам, проделав титанический труд по раскопке ящиков в поисках пресловутого шила, в два счета покончил с ремонтом. Класс. У меня явный талант. Разучусь попадать пальцами в клавиши подамся в сапожники.
Что? Кофей готов? Чудненько, а у меня тут ликерец завалялся, этикетка красивая, ща посмотрим, что оно на вкус.
Каждый раз встречаясь глазами со своим отражением в зеркале я не мог сдержать улыбки, глядя на свои боевые ранения. Представляю, как я завтра покажусь на работе. Где я работаю? Там-то и там-то.
А она биолог по образованию. И со всей компетентностью специалиста утверждает, что
живой организм не может прокормиться на зарплату биолога. Чисто случайно подверну-
лась работа каскадера. Да, представь себе, женщины-каскадеры. Так увлечение ушу перешло в профессию. Честно говоря, медом там тоже не намазано, но можно сводить концы с концами.
лась работа каскадера. Да, представь себе, женщины-каскадеры. Так увлечение ушу перешло в профессию. Честно говоря, медом там тоже не намазано, но можно сводить концы с концами.
На свету выяснилось, что волосы у нее темно-русые, а глаза серые. Жаль. Предпочитаю брюнеток. Но зато кожа смуглая, а личико кайф полное опровержение теории о несовместимости красоты и ума. Конечно, о последнем так сразу судить трудно, но кое-что сказать уже можно.
Живые решительные глазки, богатая мимика. Может несколько резковаты черты лица,
но ей это идет, предавая специфический шарм; брови неширокие, но буйные, со следами безуспешной попытки разлучить их на переносице. Ушки проколоты, но сережек нет. Я думаю, при такой работе не шибко поносишь серьги
Я чувствовал, что она тоже трепется на автопилоте, анализируя меня. Поняв это, я чуть-чуть улыбнулся, и уголки ее губ едва заметно дрогнули в ответ. Это чем-то напоминало взаимное обнхивание животных, повстречавшихся где-нибудь в джунглях Амазонки. Кстати, она здорово похожа на амазонку, точнее на то, что возникает в моем воображении при этом слове.
Мой взгляд скользнул по ее вытянутым ногам, и тут уж я не смог подавить улыбки. После босой прогулки подошвы ее были совсем черненькие, и это весьма своеобразно сочеталось с розовым лаком на ноготках. Она поспешно согнула ноги, пряча ступни, потом тоже усмехнулась.
Ванная там.
Благодарный кивок.
А когда она зашла в ванную, я добавил через закрытую дверь фразу, решившую все:
А халат на вешалке.
* * *
Когда уже начало сереть, когда я уже лежал на спине, а она на боку, положив голову
на мою увы не богатырскую грудь, она вдруг сказала, совершенно неожиданно резко:
Только тебя не должно касаться, кто у меня был раньше. Понял?
Я был до такой степени далек от подобных расспросов, что прореагировал только задиранием бровей и округлением глаз (кстати, рожа болела от подобных мимических упражнений). Но Марина не видела моего лица и продолжала, как мне показалось, с нарастающим раздражением:
А я ничего не хочу слышать о твоих бывших. Ни-ког-да.