Это ты положил под дворник той машины конверт? Миронов указал в сторону своего служебного автомобиля.
Да, осторожно ответил подросток.
У тебя есть телефон твоих родителей?
Не звоните им, пожалуйста, взмолился мальчик, я больше так не буду! Отпустите! Я правда-правда больше так не буду!
Поздно. Давай телефон родителей.
Когда мальчик сообщил родителям, что они могут его забрать в уголовном розыске, чем их безумно напугал, его посадили в машину, после чего позвали Славу Лисицына, криминалиста, чтобы он аккуратно обследовал и распечатал конверт. В конверте лежало письмо, которое состояло из букв и слов, вырезанных из какой-то газеты:
Это ты положил под дворник той машины конверт? Миронов указал в сторону своего служебного автомобиля.
Да, осторожно ответил подросток.
У тебя есть телефон твоих родителей?
Не звоните им, пожалуйста, взмолился мальчик, я больше так не буду! Отпустите! Я правда-правда больше так не буду!
Поздно. Давай телефон родителей.
Когда мальчик сообщил родителям, что они могут его забрать в уголовном розыске, чем их безумно напугал, его посадили в машину, после чего позвали Славу Лисицына, криминалиста, чтобы он аккуратно обследовал и распечатал конверт. В конверте лежало письмо, которое состояло из букв и слов, вырезанных из какой-то газеты:
«Как можно работать следователем и не видеть дальше своего носа? Путь так прост, что и ребёнок бы понял! А вашему уму это непостижимо. Может, всё-таки стоит взяться за руль и направиться в нужную сторону? Или мне сменить противника? Так кто следующий?»
Судя по всему, он любит пошутить, заметил Слава.
Ты это к чему? спросил Миронов.
Письмо из газетных вырезок это же классика. Он смеётся над нами. Он уже и звонил, и писал, и ребёнка подослал, а мы всё никак его поймать не можем. Да он просто измывается
Письмо положили в прозрачный пакет для экспертизы, и Миронов уже собирался садиться за руль, как вдруг к калитке подъехал старенький «форд», из которого просто пулей выскочил знакомый уже нам самовлюблённый журналист. Его улыбка была оружием, с помощью которого он раскалывал собеседников и нарабатывал очки в издательстве. И вот на этой же старой кляче, он во второй раз решил подъехать к Миронову.
Господин следователь, мы с вами виделись вчера рано утром разговор не задался, но, может, настало время прокомментировать происходящее, как думаете?
Я думаю, что каждому лучше заняться своим делом. Моё дело расследовать, вот я и буду этим заниматься. А комментировать это, скорее, по вашей части, так и комментируйте на здоровье, ответил ему Виктор Демьянович.
В глазах молодого парня загорелось пламя обиды, но улыбка не сошла с его губ, она лишь в совокупности со взглядом стала похожа больше на гримасу, нежели на самодовольство.
Знаете что, господин следователь!.. произнёс он.
Что? коротко и остро спросил Миронов.
Ничего на выдохе, словно сдувшийся воздушный шарик, произнёс журналист.
МВД сел в автомобиль, хлопнул дверью и умчался по дороге в сторону города.
А «парень из газеты» остался стоять на месте с гримасой отвращения на лице.
Когда Миронов привёз мальчика в уголовный розыск, он полушёпотом предупредил на входе:
Скоро приедет его мать. Направь её ко мне, как только она появится, а я пока побеседую с ним, и повёл подростка в свой кабинет на пятом этаже. Там они сняли верхнюю одежду, и Виктор Демьянович поставил чайник. Он понимал, что проводить допрос несовершеннолетнего в отсутствии родителей или хотя бы одного родителя незаконно и чревато скандалом, но по опыту понимал, что при родителях он будет все отрицать и толкового ничего не скажет. А пока что есть немного времени получить хоть какую-то информацию.
Мальчик молчал всю дорогу и грустно наблюдал за жизнью улиц пронзительно умным взглядом. Он вообще производил впечатление тихого и очень пугливого подростка. Войдя в кабинет, он осмотрелся и сразу сел на стул возле стола следователя.
Как тебя зовут? прервал томительное молчание Миронов.
Степан, тихо ответил мальчик. На звуке «П» он запнулся.
А меня Виктор Демьянович Послушай, Степан, сказал Миронов после небольшой паузы, наливая кипяток в две кружки с пакетиками чая, давай поговорим начистоту. Тебе нечего боятся, поскольку ты пока что не сделал ничего плохого.
Вы все так говорите.
Кто все? Тебя уже кто-то допрашивал?
Тишина.
Хорошо, продолжил Миронов, поставив перед мальчиком кружку с чаем. Давай так. Ты мне сейчас ответишь на пару вопросов, только честно. И это останется между нами.
А если вы всё это тайно записываете?
Виктору Демьяновичу пришлось хорошенько прислушаться, чтобы расслышать, что сказал мальчик так тихо он говорил, но после услышанного Миронов понял, что мальчик заикается, и вообще боится разговаривать.
Тут я тебе обратное доказать никак не смогу. Могу только сказать, что даже если и записываю, то это незаконно. И меня бы за это наказали.
Не говорите со мной, как с ребёнком. Я не ребёнок, ещё тише произнёс мальчик.
«А кто же ты, если не ребёнок?!» подумал про себя Миронов, но сказал другое:
Мне в любом случае придётся задать тебе эти вопросы, только в присутствии твоей мамы. А пока её нет, это может остаться, я повторяю, исключительно между нами.