Тишина. Мой живот находит самое время, чтобы исторгнуть то ли стон, то ли издевательский смех. Невольно оглядываюсь не испугал никого?
Некого пугать. Тупиковая улочка пуста, как мой пищевод. Ни воза, ни грузовика, ни узла. Унылые фасадики прикрыты жёлтой листвой. Фасады тоже имеют цвета, только их наименования, как зёрна помидора, не ухватишь. Лишь окна черны без вопросов. Спят ещё. Или вымерли все? Если бы. Завтракают. Сидят по своим гостиным, обсуждают политику, экономику да жрут белки-жиры-углеводы.
Хотя нет, вон кто-то ковыляет. Мелкий. Кому ещё интересен этот душный мир? Недоразумение лет двенадцати, худощавое и нескладное, ведёт мячик, неуклюже отбивая. Мячик, кстати, добротный, яркий, больше головы владельца, и исторгает вкусный низкий хлёст, одновременно «плям» и «дынн». Никак настоящий, резиновый?
Эй, щамык, дай поиграть! пытаюсь выбить мяч из-под тщедушных рук.
Хорошо, хоть на ногах устоял. Сопляк не без труда ловит спортивный снаряд и утыкается в меня взглядом, полным вселенского ужаса.
А ну стоять! Слышь?! Да я тебя
Не успеваю даже за шиворот ухватить. Дитя сдувает мячик в ладонь и удирает, сверкая пятками. А я остаюсь посреди дороги с вытянутой левой рукой и приложенной ко лбу правой явно с намерением вытереть пот. Чего же я хотел? Мячик? Да нет же, я хотел спросить? Тьфу.
Вали, вали отсюда! кричу ему вслед, но выходит неубедительный сип.
Мячик. При чём тут мячик? Не было мячика. Не может резиновый мячик сдуться прямо в ладонь.
Жарко очень.
Живот снова исторгает одинокий, насмешливый клич: «Хы-ы-ы-брль!» После него тишина кажется особенно скукоженной. Ускоряю шаг. Быстрее идёшь меньше качает по сторонам. Вижу краем глаза, как один из фасадов за моей спиной ужимается вглубь и рельеф брёвен сменяется ровной поверхностью. Оглядываюсь на треть, натыкаюсь на милые жёлтые листочки и не хочу даже всматриваться. Не моё, не за мной, не по мне. Почему же так душно?
До дома я добираюсь спустя годы страданий, прострации и жалости к самому себе то есть примерно за пару минут. Калитка не заперта, и мозги тихо, не шурша, сдаются автопилоту, чтобы поспать на стороне
Не судьба.
Два серьёзных товарища стоят у забора и мерят шагами длину своих шагов, рассылая по миру лучи добра и покоя. На обоих мешковатые одежды, словно свитые из седеющих волос, предварительно сплетённых в замысловатые косички. Тревожное сходство, но ещё не знак. Знак это бороды. Бороды в полной комплектности. У одного короткая, почти опрятная, молодая даже на человека похож. У второго, наоборот, несусветная кудрявая подушка, закрывающая большую часть не живота, но пуза. В этой шевелюрной пучине, словно маяки для местных волосяных жителей, блестят пять или шесть серебристых загогулин. И, честное слово, лучше бы их было гораздо меньше.
Одми́ны?! Что они здесь делают?!
А я ещё надеялся, что не заметят. Только боль угомонилась, только надежда забулькала, и всё, один короткий взгляд, и уже не вырваться из этих пут, как из собственных нервов.
Вы э меня? что ещё спрашивать, если поздно молчать?
Да нет, нету никаких пут. Просто обидно. Стоишь как дурак, голодный и злой, и не можешь собрать воедино самую простую, казалось бы, головоломку самого себя.
Турбослав Йонович Рось? спрашивает тот, что помладше.
«Нет, вашу мять, Марко де Лукво, командор Четвёртой ноосферы!» хамлю про себя, но голос идёт на компромисс:
Угадали. Что-нибудь ещё?
Похоже, здесь мои вопросы не котируются. Одмины отвернулись и склонили головы друг к другу. Ну, и что дальше? Я пошёл, нет? Надо было сразу драпануть, как тот мальчишка, и всем было бы легче. Как будто моё присутствие и лишний час без еды что-то глобально решит. Но младший одмин вынуждает меня остановиться:
Как вы себя чувствуете?
Нормально. Можно идти?
Подождите. Вы откуда?
Откуда я? Из лесу, вестимо. Или вам интересно, откуда я вообще? Ну, есть такой орган женский
С кем вы не встречались за последние два часа?
С кем я не встречался? Ну, не знаю. Например, с генсеком Верховных Пальцев. Не пойдёт? Тогда с родителями, с сестрой, с преподом по
Вы слышали громкие звуки?
Ещё как! Когда ветер в ушах, а потом как веткой по харе обрываю откровение и пытаюсь сделать невинные глазки. Зачем, не знаю. Они даже не смотрят на моё лицо.
Вы замечали какие-нибудь признаки неустойчивости или недоступности?
Неустойчивости, недоступности! По-человечески нельзя? Я вообще без понятия. Всё как всегда. Ну не совсем. Тут один рыбак из ума выжил, чуть не убил. Белышев Евбений, знаете? Здоровенный такой, ещё ругается старомодно.
Зачем вы ходили в лес?
Да при чём тут лес? Не на лес напали, а на меня! Вы корпус ня Институт Океанологии проверяли? Там все живы? Нет? Тогда бегом! Что вы ждёте? Неустойчивости? Говорю вам, у него руки были по локоть в крови! И вовлечённость его проверьте. А то он что-то слишком много отдал с-собачьим
Зачем вы ходили в лес?
Опять двадцать пять. Зачем я ходил? Ну, вот спите вы, вон, с любовником, а у него газы того карательный метеоризм. И бородой вас за шею, раза три, вообще не продохнуть. И тут он встаёт и не одними же газами короче, уходит. А вы такой: ась? Кто меня дёрнул? И почему так душно? Пройтись что ль, подышать, помучить бедных голодных людей