Но вдруг нехороший холодок заполз в самое сердце. Что-то явно было не так Саймон резко выпрямился, а брови хмуро сошлись на переносице. Взгляд его хоть и был туманным, но он отказывался видеть то, что ему мерещилось. Правая ручка Энни, которая прежде на портрете располагалась в его руке, теперь лежала поверх ее пышной юбки, совсем не так, как обычно. Мужчина рывком поднялся, ошеломленный и разозленный призрачным видением. Он закрыл глаза, перед которыми ураганом неслась пьяная карусель, и его будто качало на черных волнах. «Показалось Я схожу с ума» Но когда он распахнул веки, ничего не изменилось. На картине рука дочери в его ладонь не вернулась. «Безумие Я слишком много выпил». Отмахнувшись от алкогольного бреда, Саймон сделал пару нетвердых шагов и ничком повалился на кровать. Уставшее и обессиленное сознание, щедро приправленное выпивкой, быстро покинуло его. И спустя пару секунд мужчина тут же провалился в беспокойный сон, полный дурных воспоминаний.
На следующий день состояние Саймона оставляло желать лучшего. Он пролежал в постели, не вставая, с раннего утра до позднего вечера. На улице уже сгущались сумерки, когда он смог разлепить глаза. В голове молотом пульсировала боль, а во рту рассыпалась пустыня. Гонимый жаждой, мужчина поднялся на ноги. Он добрел до столика возле окна, на котором стоял спасительный графин с водой. Пара глотков слегка оживила Саймона, но недостаточно для того, чтобы похмелье разом отпустило. Рассеянный взгляд скользнул за окно, пройдясь по кронам деревьев, скрывавших место упокоения его жены и дочери. Сердце вновь обволокло тянущей тоской. Саймон тихо простонал, схватившись за голову. Это не был дурной сон Все осталось по-прежнему: «Их нет, а я один на весь свет». На улице завывал ветер, видимо, непогода решила поддержать его страдания. Мистер Моррис открыл глаза, обратив внимание на то, как деревья гнулись к земле. И тут его взгляд остекленел, а губы разомкнулись в немом ошеломлении. Когда кроны дубов расступились, ему стал хорошо виден склеп. И дверь, ведущая внутрь, была широко распахнута. Но он был вчера последним, кто уходил оттуда, и больше посетителей к усопшим не должно было быть. Нахмурившись, Саймон отвернулся, намереваясь спуститься вниз и выяснить, кто навещал без его ведома Арлин и Энни. Мужчина уже дошел до двери, как вдруг остановился, настигнутый вчерашним нехорошим видением. «Портрет» И он будто спиной почувствовал, как на него смотрят неподвижным нарисованным взглядом жена и дочь. Дрожь поползла по позвоночнику, а внутренний голос призывал его покинуть спальню, не оборачиваясь. Но, вопреки этому, Саймон повернул голову, желая убедиться, что увиденное им вчера было ничем иным, как пьяным бредом.
Кошмар парализовал его тело, заставив ноги прирасти к полу. С губ сорвался протяжный вздох, а глаза отказывались поверить в увиденное. Его дочь, изображенная на картине, вместо того, чтобы сидеть у него на коленях, стояла рядом и рукой указывала на свою мать. Причем выражение лица девочки было устрашающим, перепуганным, а маленький ротик был распахнут в немом крике. Казалось, вот-вот она сойдет с полотна, чтобы броситься к несчастному отцу и воззвать о помощи. Саймон едва не закричал от ужаса. «Я сошел с ума Сошел с ума!» В страхе мужчина кинулся прочь из комнаты, стремглав слетев по ступеням на первый этаж. Что-то творилось в его голове, отчего ему казалось, что он болен. Оказавшись в холле, он громко позвал слугу:
Грег! Грег?!
Тот появился, почтенно склонившись перед хозяином дома. Вдовец поспешил задать вопрос:
Кто-то заходил в склеп, пока я спал?
Было видно, что слуга замешкался с ответом:
Хм Никто, сэр. После панихиды остались лишь вы, и больше никого не было.
Тогда почему дверь туда распахнута? Кто-то был там!
Простите, мистер Моррис, но никто туда не спускался.
И почему-то Саймон был почти уверен, что услышит эти слова. Махнув рукой, он стремительно вышел из дома. Налетевший ураганный ветер заставил его пригнуться. Но мужчина упорно пошел вперед, ведомый чувством страха и беспокойства. Творилось что-то необъяснимое. Лишь на пороге склепа он на мгновение замер в нерешительности, но затем шагнул внутрь. Внизу, где покоились его девочки, тускло горели свечи. И Саймон пошел на этот свет. Оказавшись на последней ступени, он пошатнулся и остановился. Кошмар наяву продолжался. Гроб Арлин был открыт, а крышка, которую он так и не решился заколотить, лежала на полу рядом. И ему не нужно было приближаться, чтобы понять его жены нет в гробу. Дичайший ужас заполз под кожу ядом, заставив сердце лихорадочно стучать в висках. Усыпальница Энни была не тронута. Саймон попытался ухватиться за разумное объяснение происходившему. «Кто Кто посмел забрать тело Арлин?! Кто посмел надругаться над ней?» Вдруг наверху у входа послышался какой-то шум. Мужчина напрягся, готовый встретиться с безумцем, но не готовый признать, что его супруга восстала из гроба. А возможно, ее дух не может найти покоя? И их Энни на портрете была напугана этим не меньше него самого.
Саймон, осторожно ступая, поднялся по лестнице наверх. И страх затмил собой все пережитые эмоции. В дверном проеме, озаряемая бледным светом луны, стояла его Арлин. Ее черные волосы разметались от ветра, как и подол белого савана. Она и сама была белее снега, губы беззвучно двигались, а глаза лихорадочно искали что-то в темноте. Будто ничего не видя перед собой, покойница протянула руки, хватаясь за воздух. Сердце Саймона готово было остановиться. В ужасе он попятился назад, упершись спиной в стену. И на звук его шагов женщина обернулась, слабо прошептав: