Можно пригласить во дворец акробатов, которые обычно участвуют в ритуале Пурулли, будто бы для репетиций. Это станет отвлекающим маневром и создаст атмосферу суматохи, во время которой шпионам труднее будет контролировать наши действия, предложил Гисахис.
Царь вопросительно посмотрел на Васти.
Тот кивнул:
Не помешает.
Э-э-и внезапно раздался глухой скрипучий голос Зиварии.
Все повернулись к старцу, которого почитали в стране Хатти как лучшего оракула.
И когда месяц умрет, целое войско падет протяжно нараспев заговорил прорицатель, бог Тару покарает людей чудовищного преступления, тогда они станут на колени перед колесом
Хапрассун, недолюбливающий Зиварию из-за его манеры вести утомительно долгие и темные речи, нетерпеливо заерзал на мягком сиденье из овечьих шкур:
А бог времени не мог бы уточнить, когда он собирается это сделать?
Табарна строго взглянул на военачальника, и тот осекся.
Все уважительно смотрели на Зиварию, ожидая продолжения, но старик молчал.
Атта13, наконец почтительно обратился к Зиварии царь, твои слова дышат мудростью, вам, людям богов, открыто сокровенное знание. Но нам, простым смертным, язык богов понять трудно. Разъясни нам свое предсказание. Чье войско погибнет: наше или вражеское? И что значит «месяц умрет»?
Бог Тару говорит в чашу царя он наливает зло акутара. Когда же в очаге погаснет огонь, тогда придет змея и город оплетет своими кольцами снова медленно заговорил прорицатель.
Он сидел, полузакрыв глаза, качая седой головой, и, казалось, не слышал обращенных к нему вопросов.
Бесполезно, тихо сказал Васти, наклонившись к царю. Человек богов стал слишком стар и не поможет нам. Надо действовать быстро, господин мой, иначе будет поздно.
Да будет так! Табарна поднялся и обвел всех суровым взглядом. Страна должна быть защищена. Храните слово царя!
Глава 4
«Храните слово мое, великого царя слово» это типичная формула, которой, как правило, оканчивались государственные документы в эпоху среднего Хеттского царства. Это и подобные клише пришли из более раннего периода древнейшего царства хеттов, а может быть, были заимствованы вместе с другими обрядовыми формулами у народа, жившего на территории Малой Азии до индоевропейцев, у загадочного народа хатти, о котором до сих пор почти ничего не известно, так как следов материальной культуры не сохранилось, а языковые данные очень скудны Есть еще вопросы? спросил Лыков, заканчивая лекцию.
Больше вопросов не было, и он поспешил выйти из аудитории Историко-археологического института, где преподавал древнюю историю, про себя отметив тактичность студентов, которые не стали расспрашивать про недавнюю кражу. А может быть, это была тактичность декана, предупредившего студентов.
Сергею нравилось читать лекции молодежи, но сегодня это было пыткой, он никак не мог сосредоточиться.
Выходя из аудитории, историк чуть не столкнулся с сыном директора музея, который учился на втором курсе.
Добрый день, Сергей Владимирович.
Здравствуй, Валера. Ты что, сегодня не был на лекции?
К ректору вызывали, я же выиграл конкурс Ну, вы знаете в Америку еду!
В самом деле? Поздравляю. Хочешь, подвезу?
Да нет, спасибо, мне нужно еще в деканат зайти.
Ну смотри.
Лыков залез в свой старенький «москвичонок», как-то еще ухитрявшийся передвигаться назло всем законам механики, и поехал в музей. Чувство неловкости, которое он испытывал во время разговора с сыном директора, постепенно проходило.
Историк усмехнулся про себя:
«И то сказать, хорош дожил до сорока пяти лет и все не можешь привыкнуть к нашим порядкам».
Занявшая первое место в конкурсе, организованном Чикагским археологическим обществом, работа Валеры Кичина «Государства на территории Малой Азии на рубеже III II тысячелетий до нашей эры» была откровенно содрана с незаконченной докторской диссертации Лыкова, которую Виктор Васильевич три месяца назад взял у него «почитать». Все в музее, да и кое-кто в институте это прекрасно знали, однако отец Валеры был не только директором музея, но и другом начальника Управления внутренних дел, поэтому единственное, на что хватило смелости у возмущавшихся, выпустить пар в курилке.
Многие, не знавшие характера Лыкова, решили, что он не стал устраивать скандала, узнав о некрасивом, мягко говоря, поступке шефа, из тех же соображений личной безопасности. Но Сергей не боялся своего начальника, наоборот, он его жалел как человека, полностью потерявшего свою индивидуальность, «растворившегося» в сыне. Он считал, что это влияние жены Виктора Васильевича, избаловавшей единственного ребенка. Его всегда неприятно поражал нагловатый взгляд мальчишки, который часто забегал в музей к отцу, он всегда, не мигая, смотрел прямо в глаза собеседнику.
Многие, не знавшие характера Лыкова, решили, что он не стал устраивать скандала, узнав о некрасивом, мягко говоря, поступке шефа, из тех же соображений личной безопасности. Но Сергей не боялся своего начальника, наоборот, он его жалел как человека, полностью потерявшего свою индивидуальность, «растворившегося» в сыне. Он считал, что это влияние жены Виктора Васильевича, избаловавшей единственного ребенка. Его всегда неприятно поражал нагловатый взгляд мальчишки, который часто забегал в музей к отцу, он всегда, не мигая, смотрел прямо в глаза собеседнику.