Яша, пряча предательски наползающую улыбку в кулак, согласно кивал головой.
И правильно сделал, что к Фрунзику пришел. Никто, кроме Фрунзика, ее лучше не зашьет. Фрунзик твою Пульхерию Ивановну в один миг оживит, с этими словами прозорливый сапожник скрылся в глубине мастерской за ширмой.
Оттуда некоторое время доносился его голос. Сначала Фрунзик советовал Яше даже и не искать себе подругу жизни «только о деньгах думают и вообще, вся зараза от них», потом из-за ширмы в исполнении все того же автора послышалась веселая мелодия гор, но неожиданно звуки умолкли вернее, переродились в подобие кряхтения. Это вызвало у Яши разного рода дурные мысли и подозрения.
Появившийся сапожник, разведя руки в стороны, их не опроверг.
Извини, дорогой. Сегодня починить не смогу. Аппарат сломался. Завтра приходи.
Что-то в этом «завтра», с ударной последней гласной, показалось художнику столь звеняще знакомо, что оставлять куклу даже на день Яша не захотел.
Приду завтра, только ее верните сейчас, потребовал он.
Не могу, брат. В аппарате застряла.
Яша уверенно отодвинул сапожника и заглянул за ширму.
Припечатанная грудью к тискам, по столу распласталось тело новоявленной Пульхерии Ивановны. Взгляд мольбой кричал забрать ее отсюда немедля.
Художник, было, потянулся к железным тискам, но его рука сама оказалась в тисках сильных рук Фрунзика.
Э, дарагой. У себя дома трогай. Здесь я хозяин. Говорю застряла, значит застряла. Говорю завтра, значит завтра. Почему не веришь, вай?
Какое-то время между художником и ремонтником происходила дуэль глаз, в которой победил Фрунзик. Яша ушел один, лишь затребовав у мастера точное время получения изделия. Душу его согревала квитанция, что покоилась на дне кармана.
Но спал в ту ночь живописец плохо. Несколько раз просыпался, выходил на кухню, пил воду, возвращался, вновь засыпал.
Ему снился большой современный цех с длинной лентой транспортера. На ней конвейером в помещение подавались латексные бабы в коротких черных юбках и черных же пуантах. Все как одна напоминали госпожу Глафиру. В конце транспортера, по обеим его сторонам стояли Фрунзик и шиномонтажник. В руках одного были зажаты тиски, другой ловко орудовал бортовкой. Он отработанным движением умело вспарывал глафирам живот и передавал напарнику. Фрунзик зачем-то сдавливал их грудь тисками, произнося при этом при этом страшное «вся зараза от вас, вся зараза». Неожиданно на другом конце ленты в шеренге латексных баб появился Яша. Он был совершенно гол, и лишь короткая черная юбка да пуанты сорок четвертого размера защищали его наготу. Лента несла Яшу прямо в руки сапожника и шинника. Когда он понял, чем грозит попадание в их руки, то попытался соскочить с конвейера, но балетная обувь намертво приклеила его к ленте. А волосатые руки Фрунзика были все ближе и ближе, и уже чувствовалось горячее дыхание шиномонтажника, когда он проснулся.
Под утро он вновь забылся сном и опять оказался в просторном цеху. И снова транспортер нес его, обнаженного, в цех. Только не было там обоих работяг, но зато вдоль всей ленты собралась многочисленная толпа зевак. Среди жадно смотрящих на его, он узнал и Хлиповецкого с его юной прелестницей, и госпожу Глафиру, и скульптора Ярошенко, и поэта Эрастова, и фотографа Вадима, и художника-авангардиста по фамилии Непромах.
Вдруг среди этой толпы он явственно различил родной образ своей супруги. Она стояла в окружении Марины и Пульхерии Ивановны, и лицо ее в точности походило на их искусственные лица. Оно было неприятно розово, а из невероятно огромного рта неслись слова:
Зачем же ты меня похоронил-то раньше времени, муженек? Теперь мы тебя судим.
Ты отдал меня на поругание извращенцу-шиннику, кричала голова Марины.
Ты отдал меня на заклание сапожнику, вторила ей Пульхерия Ивановна.
Смерть ему! вдруг задрожал цех под натиском голосов толпы.
Пунцовая тройка, так и не закрывая ртов, одновременно повернула голову куда-то вбок и скомандовала.
Запускай, Изьяр.
Яша перевел взгляд и увидел адвоката и его юную спутницу. Они с хладнокровием опытных хирургов подошли к пульту транспортера и опустили рубильник.
Послышался неприятный внутриутробный звук, что-то в цеху загудело, и Яша почуял его наполняют воздухом. Чувство было новым, необычным. Ему показалось он вот-вот оторвется от земли и полетит. Во всем теле образовалась невероятная легкость. Он ощутил внутри необратимые процессы, что-то затрещало, звякнуло, где-то в боку защемило и пошло расползаться. Яша осознавал еще миг и тогда он лопнет и окончательно проснулся.
Послышался неприятный внутриутробный звук, что-то в цеху загудело, и Яша почуял его наполняют воздухом. Чувство было новым, необычным. Ему показалось он вот-вот оторвется от земли и полетит. Во всем теле образовалась невероятная легкость. Он ощутил внутри необратимые процессы, что-то затрещало, звякнуло, где-то в боку защемило и пошло расползаться. Яша осознавал еще миг и тогда он лопнет и окончательно проснулся.
Часы показывали полдень. Яша, даже не позавтракав, засобирался в мастерскую. Шел он с неприятными чувствами.