А Всеслав (к тому вопросу),
Рыскал видимо без спросу,
Их потомков навещал.
И не раз при этом Хорсу,
Предку куров древней корси,
Волком путь пересекал.
Ему в Полоцке бывало
На заутреню звонили,
А он в Киеве, в тот час,
Слышал звон, как божий глас.
Вещая была душа
В теле князя-колдуна.
Как не прыгал, ни скакал,
Но от напастей страдал.
И ему Боян правдивый
Как-то песню сочинил.
В этой песенке шутливой
Он с усмешкой говорил:
«Ни хитрому, ни прыткому,
Ни птичке проворной,
Суда божьего не минуть».
И стонать Руси от горя,
Вспоминая о тех днях,
Когда ею управляли
Властью сильные князья.
Того старого Владимира
Нельзя было пригвоздить
К горам киевским.
А теперь, случись несчастье,
То один с дружиной в бой,
А другой к себе домой.
Ладу нет в земле родной.
Теперь все разбогатели,
Поделились меж собой,
Рюрик доблестный на битву,
А Давид к себе домой.
И не в лад им кони пашут.
Порознь воины идут.
И об этом копьеносцы
Песни горькие поют.
На Дунае Ярославны
Голос слышится далекий.
Плачет жалобно кукушкой
На рассвете одиноко.
«Полечу, поёт, кукушкой
По Дунаю в степь далече,
Омочу рукав шелковый
Я в Каяле быстротечной,
Полечу на поле битвы,
Князя милого найду,
И его больные раны
Осторожно оботру».
Ярославна причитает
На стене перед рассветом.
И с тоскою обращаясь,
Говорит седому ветру:
«О, зачем ты, ветер буйный,
Сильно веешь на просторе?
О, зачем ты, господин мой,
Навеваешь много горя?
Гонишь вражеские стрелы
На своих воздушных крыльях
И безжалостно вонзаешь
В воинов моего мужа?
Разве мало тебе в небе
Веять там, под облаками,
И вдали, на синем море,
Всласть играться кораблями?
Так зачем же, господин мой,
Радость нежную мою
Разметал по ковылю?»
Ярославна рано плачет
Перед городом Путивлем,
На стене высокой стоя,
Говоря: «О, Днепр-Славутич!
Ты пробил себе дорогу
Сквозь кремнистые пороги.
Твой могучий бег волны
Святославовы челны
Колыхал, как в колыбели,
До речной излучины,
Аж, до войска Кобякова,
Чтобы взять его в оковы.
Так верни же, господин мой,
Мужа милого ко мне.
Чтобы я к нему не слала
Слёз горючих на заре».
Ярославна горько плачет
Рано утром на рассвете:
«Трижды светлое светило!
Ты прекрасней всех на свете!
Так зачем же, господин мой,
Свои жаркие лучи
Распростер в безводном поле
На уставшие полки?
Обессилил жаждой руки,
Свёл тоской тугие луки,
И колчаны иссушил,
Горем тягостным закрыл?»
Зашумело в полночь море.
Волны в сумерках идут.
Бог указывает князю
К отчим землям тайный путь.
Вечер. Зори потухают.
Тихо в стане, стража спит.
Притворившись князь лежит,
В мыслях Поле замеряет
Путь, которым побежит.
Избежать погони
От Донца до Дона!
Кони к полночи готовы.
Тихо свистнул за рекой
Верный Лавр прощай покой!
Князь исчез. И тут хватились!
Зашатались вдруг шатры.
На коней и в миг в погоню
Сквозь горящие костры.
Игорь-князь метнулся быстро
Горностаем в камыши.
Выплыл гоголем на воду
И теперь его ищи.
Бросился на борзого коня.
Соскочил с него он буйным волком.
И помчался к берегам Донца
На Лугань!
(Чтоб сбить погоню с толку.)
Вот он сизым соколом летит,
Синь туманов быстро прорезает,
Влёт сбивая диких лебедей,
Лавр за ним проворно поспевает,
Струшивая чистую росу.
Ночь густая беглецов скрывает.
Мчались они все быстрей и быстрей
И надорвали рысистых коней.
Говорит Донец: «Князь Игорь!
Все величие тебе!
Кончаку моё нелюбье,
А Руси веселие!»
Отвечает Игорь: «Донче!
Я приветствую тебя,
Как приветствуют друзья!
Честь свою, своё величье,
Свои воды сквозь века
Ты проносишь горделиво,
Дружелюбная река!
Ты лелеял нежно князя
На задумчивых волнах.
Стлал ему траву в дубравах
На зелёных берегах.
Укрывал его туманом
Над водой, в тени дерев.
Сон стерёг его тревожный
Чуткой птицей на воде.»
Не такая, молвят, Стругна
Худосочная река.
Но как хлынут воды ливней,
Да схлеснутся у Днепра,
В устье-улове широком,
В омуте с водоворотом,
Топит всех, кто ни плывёт,
Дань жестокую берёт.
Вот и князя Ростислава
Утопила, взяв на дно.
Хоть и было то давно,
Плачет мать по Ростиславу,
Гнутся ветви и листы,
Никнут жалостью цветы.
Не сороки затрещали,
То за Игорем во след
Скачут половцы в погоню.
Ищут князя. Князя нет.
Звери, птицы понимают,
И, чем могут, помогают:
Так, вороны не кричат,
Галки тоже все молчат.
И сороки не стрекочут,
Змеи только лишь шуршат.
Дятлы дробным перестуком
Указывают путь реки.
Соловьи веселой песней
Возвещают свет зари.
Предлагает осторожно
Гзак ревнивый Кончаку:
«Если сокол улетает,
К своему летит гнезду,
Нам накинуть не мешает
На соколича узду!
Так давай домой вернёмся,
Юным княжичем займёмся,
И над речкою степной,
Тонкой золотой стрелой,
Расстреляем молодца.
За побег его отца».
Гзаку хитро отвечает
Умудрённый хан Кончак:
«Если сокол улетает,
И не взять его никак
Значит сокол тот смельчак!
Трус клянет судьбу и долю.
А смельчак идёт на волю,
Жизнь свою в заклад кладёт,
А на волю все ж идёт.
Мы же князя молодого,
Сына сокола такого,
Не злаченою стрелой,
Свяжем юною женой».
И сказал тогда Гзак Кончаку:
«Коль опутаем красною девицей,
То не будет нам ни сокольца,
Не будет и красной девицы!
Нас тогда и куры заклюют.
Птицы с нас тогда начнут смеяться,
Враг уйдет и девку уведут.
И куда нам всем тогда деваться?»