Мама твердила, что он очень интеллигентный мальчик, а это, по её мнению, самое важное в семейной жизни. Правда, постепенно выяснилось, что «интеллигентный мальчик» на самом деле пьяница и бабник, но изменить уже ничего было нельзя. Арсений для меня был по-прежнему недоступен.
Однако прошло не так уж много времени, и жизнь всё расставила по своим местам. Всё тайное, как водится, стало явным, причём выяснились интереснейшие факты.
Оказывается, Арсений не писал мне просто потому, что очень сильно заболел. Снова дела сердечные, но не в любовном плане, а в медицинском. Когда его госпитализировали, тётка, у которой он жил, немедленно телеграфировала Сениным родителям. Любящая мама сразу же полетела на Урал, но во избежание ненужного ажиотажа обмолвилась соседкам, что едет знакомиться с родственниками новой Сениной невесты. Может быть, эта странная женщина думала, что если она скроет его обострившуюся болезнь и придумает несуществующую невесту, то болезнь отступит, а невеста появится. Не в меру услужливые соседки мгновенно, причём с большой радостью, донесли эту весть до ушей моей мамы, а она поспешила поделиться новостью со мной. Естественно, из самых лучших побуждений.
Приехав к сыну, Сенина мама поспешила первым делом пресечь поток корреспонденции, которая, по её мнению, могла повредить больному сердцу её сына. Все мои письма (а я писала по два, а то и по три письма в неделю) тут же рвались на мелкие клочки. А когда Сеня удивлялся, что письма от меня приходить перестали, мама говорила: видишь, сынок, стоило тебе заболеть, и твоя Елена Прекрасная и думать о тебе забыла. Естественно, Сенины письма, которые он писал мне из больницы и просил маму бросить их в почтовый ящик, она отправляла туда же, куда и мои, в мусорную корзину. Получается, что наши письма всё-таки встречались там, в мусорнике, но ни я, ни Сеня об этом не знали.
Ну, она это делала якобы не со зла, а искренне считала, что так будет лучше для Арсения. Думала, что так ему будет спокойнее.
Потом на Урал полетела весть, что я вышла замуж. Этого Сеня пережить не смог и даже сделал попытку наложить на себя руки. Но родня быстро повернула дело так, что это была вовсе не попытка суицида, а обострение болезни сердца, и Сеню миновала участь всех самоубийц-неудачников: он не попал на принудительное лечение в психушку и не оказался на учёте у районного психиатра.
А мама его торжествовала: видишь, сынок, я же тебе говорила!
Конечно, рано или поздно всё должно было выясниться. Оно и выяснилось. Сеня приехал ко мне, и мы с ним очень серьёзно поговорили. Он изложил мне ту версию, которую рассказывали ему. Я, в свою очередь, рассказала то, что говорили мне. Стало ясно, что нас обоих провели, как маленьких детей. Но Что сделано, то сделано! Никто не в силах изменить прошлое.
Теперь между нами стояли не только несговорчивые наши родители, заочно ведущие непримиримую войну, но ещё и мой муж. Фёдор к тому моменту уже начал спиваться, и было ясно, что процесс этот необратимый.
А у меня тем временем подрастала Оленька, и лишить её отца, пусть даже такого завалященького, я не решилась.
Однако с Арсением мы продолжали созваниваться, изредка виделись, мой муж был в курсе наших отношений, и ему это активно не нравилось. Он при каждом удобном случае говорил мне разные гадости, но делать серьёзные пакости не решался, поскольку, во-первых, у самого было рыльце в пушку, а во-вторых, Арсения он побаивался.
Я после окончания университета осталась жить и работать здесь, в областном центре. Арсений же на Урале как-то не прижился, вернулся домой, в наш маленький городок, тихий райцентр. Переехать поближе ко мне он не решился, потому что родители убедили его, что он их единственная надежда, опора и поддержка в старости. Его старшая сестра, жена военного, как и положено, колесила вслед за мужем по необъятным просторам нашей огромной страны, и так выходило, что о престарелых родителях должен был заботиться Арсений.
Честно говоря, не такие уж они и престарелые. Оба не столько болели, сколько играли у сына на нервах. Он это всегда понимал, но не обижался, а только посмеивался. Ну, и оставался на месте.
Я задумалась: а почему, собственно, я не бросила смертельно надоевшего мне мужа-пьяницу и не вышла замуж за любимого мужчину?
Ах, предрассудки, предрассудки Разводиться некрасиво Что за чушь? Не средневековье же на дворе! И разве Фёдор подходящий отец для Олечки? Правда, каким отцом мог бы стать для неё Арсений хорошим или так себе, мне узнать так и не довелось. Мы же встречались с ним с глазу на глаз, без Оли, без Фёдора, без его и моих родителей. Должно быть, я всё-таки побаивалась, что Арсений не сможет полюбить моего ребёнка всей душой, не найдёт для Олечки места в своём сердце, вот и не спешила менять свою, его и Олечкину жизнь Ну, конечно, и Федину жизнь тоже, но это уже не так важно.
И вот теперь Арсения нет, а я осталась один на один со своей загубленной жизнью. Оленька проводит лето у моих родителей, в городе моего детства. Я как раз собиралась туда на выходные, чтобы проведать её, но теперь не поеду. Там хоронят Арсения