«В ближние и на лошади можно доехать», мечтают ребята, практически как Служкин, глядя на полет аэроплана. «Мы, когда вырастем, Петька, то тоже в дальние». В дальних есть заводы, вокзалы. Здесь ничего этого нет. Тоска и пустота.
Однако потом «стальная птица» стала возвращаться, кружить, и откровением повис вопрос: «Разве у нас дальние?» Счастье не за горами?
Вскоре из газеты все узнали, что рядом собрались строить огромный алюминиевый завод. «Богатые, пишут, места у нас насчет этого алюминия. А мы живем глина, думаем. Вот тебе и глина» преображается само место, пространство. Оказалось, что его попросту не знали, а потому здесь царила тоска. На реке построят плотину, установят турбины, и завод будет работать от электричества. Из ближнего, заурядного, синонима скуки оно становится богатым, раскрывается мощный потенциал. Собственно, о ценности своего места, ближней земли и вещал своим ученикам Служкин в «Географе», но ему мало кто верил, все думали исключительно о дальних странах, о нездешних перспективах.
С преображением пространства увеличивается и чувство собственной гордости, уверенности в своих силах у ребят. «А вырасту будет еще лучше. Вырасту сяду на настоящего коня, пусть мчится. Вырасту сяду на аэроплан, пусть летит. Вырасту стану к машине, пусть грохает. Все дальние страны проскачу и облетаю» мечтал Петька. Представлялось ему, что везде он будет первым. Причем все это не в дальней перспективе. Уже сейчас они стали помогать на строительстве и даже раскрыли убийство.
Человек звучит гордо.
Все в гайдаровской повести начинает жить новой жизнью и даже дома построили новые на новом месте. Безликий разъезд 216 переименовали в станцию «Крылья самолета». Жизнь обрела стремительность. Полет. Гайдар пишет, что Ваську: «не пугала эта быстрота она увлекала, как стремительный ход мчавшегося в дальние страны скорого поезда». Не только его одного, многих. Все пришло в движение.
Прежний мир стремительно менялся. Раньше было пусто, изредка гоготали гуси, а теперь грохот, звон, треск работы, жизни: «Дальние страны, те, о которых так часто мечтали ребятишки, туже и туже смыкали кольцо, надвигались на безымянный разъезд 216. Дальние страны с большими вокзалами, с огромными заводами, с высокими зданиями были теперь где-то уже не очень далеко».
Раньше здесь царила скука и пустота. Уезжала молодежь, так как не было работы, перспектив, как это в свое время сделал брат Павел. Он работал слесарем где-то «очень далеко», но теперь возвращается с семьей, узнав, что здесь кипит работа, новая жизнь. Дальние страны возвращаются. Мать, которая когда-то жалела о посаженных огурцах, которые пришлось бросить из-за переезда, теперь радуется возвращению старшего сына.
В финале произошла трансформация и таких фундаментальных понятий как жизнь и смерть. Параллельно происходит праздник закладки корпуса нового завода и похороны убитого председателя. И на этих похоронах были выступления о том, что без усилий, без борьбы, без жертв «новую жизнь не создашь и не построишь». Эта устремленность в будущее у Гайдара преображала и саму смерть, которая казалась преодоленной, вместо нее новая жизнь и на похоронах говорили о новом заводе.
Будто слышится пасхальный возглас: «Смерти больше нет!»
Важно еще и то, что в итоге этого глобального преображения создалось ощущение единого целого: «все это частицы одного огромного и сильного целого, того, что зовется Советской страной».
В финале ребята наблюдают скорый поезд, который через преображенный переезд пролетел в далекую Сибирь, осваивать и дальние страны.
Движущая сила преображения устремленность в будущее, на разрыв пространства, устремленность в дальние страны, которые становятся ближними и изменяют все окружающее.
Учитель Служкин говорит об Австралии, о возможности чуда на фоне покрывающейся коркой льда безмятежной реки, сидя на покоящемся, ржавеющем бездвижном речном суденышке. Мир этот, будто засасывает воронка прошлого, покрывает все ржавчиной, леденит, преграждает перспективы. Наступает зима. А зимой, как мы помним у Гайдара: «очень скучно. Разъезд маленький. Кругом лес. Заметет зимой, завалит снегом и высунуться некуда». Вот поэтому и понадобилась весна и поход учителя со школьниками. Но что дальше?
Мы буксуем в прошлом, ветхом. Вместо движения вперед страна стала свертываться в прошлое, прятаться в него, идти назад. Она потеряла дело. Превалирует примитивная экономическая логика женщины, жалеющей посаженные огурцы, которые пришлось оставить. С заводом не известно что будет, а огурцы они вот, в наличности. Быстрые понятные средства к существованию. Мужчины бегут в дальние страны в поисках лучшей доли, расползается пустота, свертывается пространство, как и мельчают амбиции людей, их чувство собственного достоинства, гордость. Они перестают мечтать о большом и всматриваться в небо. Чаять преображения мира.
Мы буксуем в прошлом, ветхом. Вместо движения вперед страна стала свертываться в прошлое, прятаться в него, идти назад. Она потеряла дело. Превалирует примитивная экономическая логика женщины, жалеющей посаженные огурцы, которые пришлось оставить. С заводом не известно что будет, а огурцы они вот, в наличности. Быстрые понятные средства к существованию. Мужчины бегут в дальние страны в поисках лучшей доли, расползается пустота, свертывается пространство, как и мельчают амбиции людей, их чувство собственного достоинства, гордость. Они перестают мечтать о большом и всматриваться в небо. Чаять преображения мира.