Вам предоставляется последнее слово, продолжает Кас. Вам есть, что сказать?
Отец смотрит на меня, затем на Эль и улыбается.
Скоро наш то есть уже ваш мир изменится, говорит он, обращаясь к толпе. Снова замечают нервное волнение в компании советников. Справедливость восторжествует. Будьте сильными и тогда
Отцу не дают договорить. Охранники подходят к нему и заламывают за спину руки. На передний план выходит глава Стекляшки, Теодор. Он что-то говорит Касу, и тот отходит назад, освобождая стойку с микрофоном. Теодор окидывает властным взглядом горожан, быстро разминает шею и начинает говорить.
Перед вами на сцене стоят пять преступников, произносит он сурово. Трое из них сегодня отправятся в мир иной, и только двоих ждет помилование.
Моя голова больше не соображает, практически не чувствую своего тела. Хочется закричать, броситься на сцену и вымаливать прощение для папы и Олдоса, предложить себя в обмен на них. Но понимаю, что делать это бессмысленно. Да и жертва моя не нужна Совету. Ощущаю полное бессилие перед выдуманным кем-то много лет назад городским порядком. Смертная казнь слишком жестокая мера для людей, вина которых, по сути, ничтожна и малозначительна.
Наш мир отказался от тюрем. Людей просто убивают и кремируют. Небольшая печь для сжигания трупов занимает куда меньше места, чем камеры для провинившихся. А наш город итак имеет слишком плотную застройку и довольно маленькую территорию. Думаю, что если бы в Стекляшке все-таки и была тюрьма, то в нее бы заключали каждого второго жителя. Да просто так. Чтобы другим неповадно было. Казнь в этом плане гораздо проще: убил и забыл. А содержащихся в тюрьмах преступников ведь нужно кормить, поить и одевать. Неплохая экономия получается. Да и смерть людей страшит куда больше, чем временное ограничение свободы. Вот и ходят все, как шелковые. Мы итак пожизненные заключенные. Только вместо металлических решеток большая и высокая стена. У нас на всех одна общая камера. Камера под открытым небом.
Несмотря на то, что на отце и Олдосе больше обвинений, чем на остальных, стараюсь держаться за последние оставшиеся в душе крохи надежды. Двоим из черного списка казни сегодня сохранят жизнь. Возможно, это будут именно они. Но мой разум просит, чтобы я не обманывала ни себя, ни его. Снова плачу. Мы с Эль и Виктором сейчас единое целое. Они обнимают меня с двух сторон, словно боятся, что я могу рассыпаться. Чувствую, что действительно могу.
Те, кого я назову, говорит Теодор, встаньте от меня по левую сторону. Остальных попрошу остаться на месте.
Внутри снова все замирает, я готовлюсь услышать вердикт градоначальника.
Лея Суарес, Арон Пински, произносит глава Совета. Подойдите.
Арон с побелевшим от ужаса лицом послушно следует его указаниям. Лея держит за руку Игната, и не покидает своего места.
Внутри снова все замирает, я готовлюсь услышать вердикт градоначальника.
Лея Суарес, Арон Пински, произносит глава Совета. Подойдите.
Арон с побелевшим от ужаса лицом послушно следует его указаниям. Лея держит за руку Игната, и не покидает своего места.
Лея Суарес, звучит требовательный голос Теодора.
Я останусь здесь, отвечает девушка.
Обвиняемых разделяют на две части. Одни получат смертельный укол в вену, вторых ожидает высечение прутьями и свобода. Нутром понимаю, кого Совет намерен отпустить, а кого уничтожить. И Лея, судя по всему, понимает. Глава города недоволен тем, что ему противятся. Такое, скажу, бывает крайне редко. Он жестом подзывает к себе охранников, и те насильно забирают бьющуюся в истерике девушку. Лею отводят к Арону и удерживают на месте, заломив ей руку за спину.
Сердце бьется, как ненормальное.
Лея и Арон, говорит градоначальник. В этом году Совет принял решение о вашем помиловании.
Чувствую, как в груди полыхает огонь, который невозможно успокоить. Он обжигает мои внутренности, оставляя за собой болезненный шок. Папа и Олдос вместе с Игнатом остались в группе тех, кто должен умереть. Из горла вырывается тяжелый стон. Из последних сил пытаюсь дышать, но чувствую, что задыхаюсь. Будто захлебываюсь собственным горем. Окончательно понимаю, что вижу отца в последний раз.
Вина остальных слишком значительна, чтобы закрыть на нее глаза, молвит Теодор. Мне очень жаль, но вы приговорены к смерти.
Сквозь слезы едва замечаю, как охранники подходят к каждому из обвиняемых и встают рядом. Лею и Арона отводят к столбу для позорной порки.
Папа, кричу я и пытаюсь встать, но Виктор и Эль крепко держат меня с двух сторон, не позволяя совершить глупость.
Тем временем в руке одного из охранников появляется шприц с ядом. Первый, кого ждет смертельная инъекция Игнат Симон. На другом конце сцены в конвульсиях бьется Лея. Она пытается вырваться и вернуться к своему возлюбленному, но ее удерживают два охранника. Девушка кричит, ей зажимаю рот, Лея кусается, ее бьют по лицу и она падает. Игнат ни жив, ни мертв, смотрит на нее с застывшей скорбью и страхом. Глаз печальнее я в жизни не видела. Он что-то шепчет ей на прощание. Разбираю едва слышимые слова любви, доносящиеся до моих ушей. Глава Совета кивает, охранник выпрямляет руку Игната и в его вену вводят смертельную дозу лекарства. Раздается пронзительный крик Леи, разрывающий молчание застывшего города, и Игнат замертво падает.