6
Никакая критика в адрес журнала «Новый мир», которую я периодически читаю в интернете, не кажется мне состоятельной. И конечно, я пристрастна, будучи автором журнала, но не это меня определяет, или, по крайней мере, не одно это. Доводится слышать, что «Новый мир» по стилю оформления так и не переехал в новое время, наводненное визуальной и звуковой информацией, сверстан-де по доисторическим стандартам. Но приблизительно так и выглядят другие серьезные журналы, от «Культурной антропологии» до «Эконометрики». Если и есть какие-то различия в разметке страницы, они чисто декоративные. Другая линия критической мысли что «Новый мир» воспроизводит тип литературы, не кажущийся критику самым передовым. Здесь возражение может быть только одно: уничтожение «Нового мира» не вызовет мистическим образом к жизни новейшую литературу или журналы, ее производящие. Издания не занимают никаких якобы существующих «ниш»: «ниши» возникают, расширяются, сужаются, пропадают и вновь возникают. В многоголосом споре дискурсов «ниши» конгруэнтны изданиям: есть издание есть его ниша, нет издания нет и ниши. В эссе «Что такое автор?» Фуко предлагает рассматривать дискурсы не в соответствии с романтическими представлениями о модернистской фигуре автора и его намерениях, но в свете вопросов, что определяет те или иные высказывания, кому они выгодны, откуда проистекают, и для чего и какими силами озвучены. Если рассматривать журнал как «автора» дискурсивного высказывания, то идеальный «Новый новый мир», «Новейший мир», так сказать, будет конкурировать скорее с социальными сетями всех мастей, нежели со старым «Новым миром». Таким образом, «Новый мир» может нам вовсе не нравиться, но, выступая против «Нового мира», мы выступаем за сужение и обеднение уже существующего пространства, а вовсе не за его обновление и расширение.
6
Никакая критика в адрес журнала «Новый мир», которую я периодически читаю в интернете, не кажется мне состоятельной. И конечно, я пристрастна, будучи автором журнала, но не это меня определяет, или, по крайней мере, не одно это. Доводится слышать, что «Новый мир» по стилю оформления так и не переехал в новое время, наводненное визуальной и звуковой информацией, сверстан-де по доисторическим стандартам. Но приблизительно так и выглядят другие серьезные журналы, от «Культурной антропологии» до «Эконометрики». Если и есть какие-то различия в разметке страницы, они чисто декоративные. Другая линия критической мысли что «Новый мир» воспроизводит тип литературы, не кажущийся критику самым передовым. Здесь возражение может быть только одно: уничтожение «Нового мира» не вызовет мистическим образом к жизни новейшую литературу или журналы, ее производящие. Издания не занимают никаких якобы существующих «ниш»: «ниши» возникают, расширяются, сужаются, пропадают и вновь возникают. В многоголосом споре дискурсов «ниши» конгруэнтны изданиям: есть издание есть его ниша, нет издания нет и ниши. В эссе «Что такое автор?» Фуко предлагает рассматривать дискурсы не в соответствии с романтическими представлениями о модернистской фигуре автора и его намерениях, но в свете вопросов, что определяет те или иные высказывания, кому они выгодны, откуда проистекают, и для чего и какими силами озвучены. Если рассматривать журнал как «автора» дискурсивного высказывания, то идеальный «Новый новый мир», «Новейший мир», так сказать, будет конкурировать скорее с социальными сетями всех мастей, нежели со старым «Новым миром». Таким образом, «Новый мир» может нам вовсе не нравиться, но, выступая против «Нового мира», мы выступаем за сужение и обеднение уже существующего пространства, а вовсе не за его обновление и расширение.
7
Быт, в отличие от бытия, бытию противопоставленный, остается словом непереводимым на английский язык (Светлана Бойм писала об этом в эссе «Советская повседневная культура: оксюморон?» («Soviet Everyday Culture: An Oxymoron?»), а первым заметил, кажется, Бахтин). Каким-то образом быт в российском представлении и практике родственник повседневности не то многоногая гидра, с которой нужно бесконечно сражаться, не то не стоящий внимания образ воспроизведения жизни к последнему, как к проявлению мещанства и мирского, относиться можно разве что свысока. Что можно сказать об англоязычной культуре, в которой быт отсутствует как категория? Легче ли дается повседневная жизнь людям, определенным в своем образе мысли и действия другими лингвистическими идеологиями? Вероятно, нет. Но быт может быть предметом не только бытописательства, к которому также часто относятся свысока, как к некой недолитературе, но и этнографии, внимательной к эфемерным деталям быстро ускользающей жизни. Цель этнографии показать жизнь в беспримерных подробностях в надежде, что человек способен посмотреть за пределы этнического и этнокультурного, полового и гендерного, расового и классового, возрастного и временного, социального и политического, а, может быть, в конечном счете даже антропоцентрического в себе.
8
Материальность интерьера это материальность быта, схватившиеся в виде объектов реалии жизни, портрет живущего в материальной глубине аггломерации предметов человеческого существа, поэтому они так важны. В интерьерах «записано», что считается удобным, важным, нужным, своевременным и современным в той или иной культуре и историческом периоде. Беньямин в «Аркадах» посвятил множество фрагметов интерьерам, но самое интересное, пожалуй это что интерьер и экстерьер, дом и улица, в некоторых формах «социального пребывания» («community dwelling») совпадают. К примеру, анфилада магазинов, те самые аркады, именно таковы, они и место частной, и публичной жизни. Интерьер частного пространства это место, в котором происходит выстраивание укромной идентичности, не на потребу, а для ежедневного пребывания в мире. Нет неважных вещей в интерьере обои, книги, пластинки, техника, предметы повседневного пользования, ковры, шторы, объекты с их текстурами, освещение, то трудноопределимое, что называется атмосферой, это материальные проявления утопии. Имеет ли приоритет общественное или индивидуальное? Потребление или бытие? Уют или утилитарность? Эти и многие другие вопросы решены в интерьерах исторического периода, страны, представителей различных социальных слоев, полов и рас. Токсичные условия жизни непривилигированных и продуманные до мелочей удобства высших слоев, конструируют аффект «места». Что это значит, находиться где-либо? В некоем месте, которое занимает место, осуществляется в пространстве? Это значит находиться в окружении предметов, несущих на себе следы: написанные на них истории приобретения, ценность, рыночную и сентиментальную, дату и распознаваемую для специалистов географическую локацию их производства, и так далее. Миллиард характеристик окружающего вещного мира, которые предъявляют себя без предъявления, не отчетливым для нас образом, спонтанно.