А ты боялась, шут возник напротив словно из воздуха, напугав Фарали.
Что? чисто автоматически спросила девушка, узнав придворного дурака и успокоившись.
А ты боялась, дуралей провёл рукой по подарку принцессы и усмехнулся, Эй, эгей, я дуралей! Сам дурак, других дурачу, дураки все горько плачут! Всем на зависть я дурак, дуракам я всем дурак!
Шут подмигнул служанке и неспешно побрёл рядом. Девушка оглядела шута, на секунду задумалась, а после обняла простофилю.
Никакой ты не дурак, прошептала Фарали на ухо спутнику, Всё ты знаешь. Спасибо.
Дурак дураком, возразил шут, Вот какой умник до такого додумался бы?
А сэр Блумстен? спросила служанка.
А, сэр свинья, усмехнулся собеседник, сэра кабана велено приказом самого короля не беспокоить до утра, а там кузнец его вытащит.
Но как король это допустил?
Ну, тут уж сэр рыцарь сам виноват, шут напустил на себя серьёзный вид, снова подмигнул и скрылся в темноте.
Как Хромой Жан отправился воевать
Солнце клонилось к закату, медленно наступали сумерки. На скамейке возле убогой хижины на краю деревеньки степенно восседал пожилой человек, временами щурясь от косых лучей, иногда вздыхал, да продолжал неторопливо и важно набивать свою трубку. К этому нехитрому занятию человек подошёл серьёзно, не стал по примеру соседей запросто и без затей заталкивать табак внутрь, а ровно, аккуратно, слой за слоем, укладывал перемолотые табачные листья, ровнял, утрамбовывал, и лишь когда убедился в том, что трубка набита именно так, как с его точки зрения следовало, лишь тогда потянулся к одному из угольков в жестяной бочке, которая располагалась справа от его скамейки. Потянулся и с досадой крякнул, уголёк в его руке никуда не годился. Пристроив трубку на скамейке, Хромой Жан сосредоточился на бочке, решив найти подходящий уголёк, а не тратить своё время на огниво. Увы, мужчине не повезло, хоть и недавно прогорел всякий мусор в бочке, уголька подходящего так и не нашлось. Жан крякнул, выругался вполголоса, а после воспользовался иным способом получения огня, долго раскуривал трубку, плевался, но когда добился желаемого, развалился на скамейке и принялся неторопливо пыхтеть, выпуская облачка ароматного дыма в воздух. Вдалеке мелькнула тень, шустро скользнув по небу и скрывшись недалеко от горного хребта.
Разлетались, проворчал Хромой Жан, недовольно засопев, разлетались. Им-то, драконам, что сделается? Знай себе летают да гадят с небес на честных горожан. Тьфу! А мы, значит, тут дохнем да мёрзнем, а то и чума или ещё какая напасть. А вам, чучелы хвостатые, мужчина пыхнул дымом и погрозил кулаком в небо, только летать да гадить подавай.
Так Хромой Жан и сидел, продолжая пыхтеть своей трубкой, да ругать драконов. Впрочем, окажись на месте дракона гном или эльф, досталось бы и им, досталось бы любому, кто оказался бы на его глазах, Жан бы не постеснялся высказать всё, что пришло бы ему на тот момент в голову.
Хромая нога болезненно заныла, заставив сжать зубы и отвлечься от драконов.
Хромой, после короткого ругательства неведомо кому пожаловался Жан, Хромой, говорите. Как стал таким, так и не нужен. А я, между прочим, был лучшим лучником этого сраного королевства, да и теперь кто со мной сравнится? Разве не я одной своей стрелой сшиб негодяя, вздумавшего резать короля? Разве не я ходил на войну больше раз, чем солдат в нашем войске? Все призы мои были! Учиться ко мне ходили, и зачем я, дурак, их учил? Выучил на свою голову
Тут старый вояка проклял короля, наложившего на него запрет участвовать в каких-либо состязаниях по всему государству. Король, однако же, сопроводил запрет выплатой на пять лет вперёд по сумме призов всех проводимых для лучников соревнований. Но не того хотел Жан, хоть и от денег и наград лучник не отказывался никогда. Король, посчитавший по какой-то причине, что его лучнику не хватает жалованья, лишил своего вояку удовольствия, которое тот ценил поболе золотых монет и дорогих украшений. И если бы не случавшиеся в те времена войны да мелкие стычки, обида на короля вырвалась бы раньше из глубины души стрелка. А что теперь? Получив увечье, лучник отправился прямиком в отставку, несмотря на то, что руки остались целы, а глаза были всё так же зорки и точны. Лекари, руководствовавшиеся распоряжениями Совета, списали Жана без всякого зазрения совести, а король, к которому всё же обратился Хромой, лишь подтвердил их решение. «Пора бы, Жан, тебе и честь знать,» сказал монарх. Жан воспринял это как намёк на то, что превратился в старую развалину, разобиделся и промолчал, собрал пожитки, остатки жалованья и накопления, а после и был таков, отправившись на восточную границу, рассчитывая пострелять хотя бы там. Чтоб лучник, пусть и хромой, ушёл на покой в тридцать два года? Жан был с этим решительно не согласен. Какое-то время у стрелка работы было достаточно, потому как ополченцы, принявшие его к себе, не попадали под действие закона о здоровье солдат короля, да и соседи-варвары так и лезли, пускать стрелы Хромому приходилось едва ли не каждый день. Да только каким-то чудом был заключён мир, ополчение распустили, тут-то и обрушились на лучника неприятности. И если раньше на него сыпались одни сплошь награды, то теперь лишь синяки да шишки, к тому же сам Жан нарывался на всё, на что только можно. Пришлось убираться из восточных земель, Хромой даже подумывал бросить своё ремесло, да только не утерпел, в итоге перессорившись со всеми, с кем только смог. Куда бы не направлялся Жан, гнали его отовсюду, с людьми лучник ужиться не мог. Так и оказался Хромой у гномов, капиталы свои стрелок не растерял, на это мозгов у него хватило, прикупил хибарку да и зажил среди рудокопов, иногда постреливая на потеху толпы, учил и желающих, словом жизнь вроде бы наладилась, тут бы и успокоиться Хромому наконец, да не тут-то было: дал себя знать его характер.