Склонность Игоря Белозёрова к резонерству создавала ему немало трудностей в работе, но в этом он весь. Проговорить свои соображения ему требуется вслух, на площадке, в процессе, а не додумывать дома. На худой конец можно поразглагольствовать и в гримерке, и Лем с готовностью откладывает книгу. Игорю Афанасьевичу необходим оппонент, с тем чтобы обязательно возражал, из этого он черпает творческую энергию. Именно так он идет к образу, будь то главная роль или второстепенная. Лем, постигая этот феномен, сочинил «Стихотворение, посвященное Белазу, самому простодушному из известных мне суперменов». Оно было напечатано много позже в газете «Ведомости» в сентябре 1997 года как часть эссе «Сбивчивый монолог на венском стуле»:
Так пусть, не чая выжить,
Не тщась стяжать успех,
Актер крахмалит брыжи
И просится на грех.
Дрожит в тени кулисы,
На реплику спешит,
От быта не зависит,
Не льстит, не мельтешит.
Пусть пьет, блудит и плачет,
Боится сквозняка,
Но ради сверхзадачи
Умрет наверняка.
И, кланяясь в финале,
Усталый полубог,
Он будет горд, нахален,
Нелеп и одинок.
13. и счастье в личной жизни
С отвращением листаю жизнь мою! Вернувшись из армии, он захотел пить любовь большими сладкими глотками и захлебнулся. Временно упустил из виду, что отношения с прекрасным полом придуманы для сплошных мучений.
Господи, сколько женщин говорили ему «Я тебя люблю»! Наиболее умные добавляли при этом: «Я понимаю, что это не взаимно». Приближаясь к нему, женщины намагничивались надолго, а то и навсегда. И даже если он решал увеличить расстояние и отрубить по живому, магнит продолжал притягивать без его на то согласия. «Те, кто его любил, были с ним, как правило, несчастны, а без него еще несчастнее», через много лет напишет Дмитрий Быков о Маяковском в одной из его любимых книг «Тринадцатый апостол».
13. и счастье в личной жизни
С отвращением листаю жизнь мою! Вернувшись из армии, он захотел пить любовь большими сладкими глотками и захлебнулся. Временно упустил из виду, что отношения с прекрасным полом придуманы для сплошных мучений.
Господи, сколько женщин говорили ему «Я тебя люблю»! Наиболее умные добавляли при этом: «Я понимаю, что это не взаимно». Приближаясь к нему, женщины намагничивались надолго, а то и навсегда. И даже если он решал увеличить расстояние и отрубить по живому, магнит продолжал притягивать без его на то согласия. «Те, кто его любил, были с ним, как правило, несчастны, а без него еще несчастнее», через много лет напишет Дмитрий Быков о Маяковском в одной из его любимых книг «Тринадцатый апостол».
Вереница страдающих возлюбленных никак не могла повлиять на самооценку самоистязателя. Самолюбие требовало более утонченных доказательств собственной значимости и не находило их. А если он влюблялся, то именно в этом состоянии наиболее остро ощущал свою ничтожность. Что за слово нелепое любовь, почему его произносят всуе, как горько, что все это происходит низко, приземленно, внекрыло. Он, с его максимализмом, требовал от любви абсолюта, а не получая его, проклинал недостижимую бесконечность.
Костюмерша Оля Скрябина возникла случайно, но надолго. Своей выступающей нижней челюстью Оля ассоциировалась у него с Алисой Фрейндлих, чем и покорила. Она была единственной из всего донжуанского списка, с кем Лем явился ярым инициатором отношений. Подруги предупреждали Олю, что не надо бы с ним связываться, и она оставалась холодна к его уловкам. Как у Маяковского: «Приду в четыре, сказала Мария. Восемь. Девять. Десять»
1979 год собирались отмечать вчетвером: Оля и ее подруга пригласили в гости Лема с Уздой. Артисты, нагруженные мандаринами и шампанским, постучали в дверь коммуналки на Ипподромской. Застыли на пороге: в комнате уже расположились два кавалера и чувствовали себя как дома. Друзья ни слова ни говоря повернулись и вышли. Узденский выводы сделал сразу. Он не прощал ударов по самолюбию. Лемешонку оставалось только восхищаться твердостью его характера.
На их счету свидания на морозе, куда Оля не стеснялась приходить в валенках, объятия в костюмерной, выяснения отношений, взаимные обиды, хлопанье дверьми, мольбы и слезы, горький привкус мезальянса, интересное ощущение на пальце обручального кольца, стремление поскорее съехать от родителей и поселиться в коммуналке, где у них не переводились звоны бокалов и разборки с соседями.
Странное дело, они познакомились на работе, но Оля была в театре человек случайный. Творчество было отдельно, личная жизнь отдельно. Олю больше волновало, как муж ведет себя в быту и сколько денег отдает на хозяйство. Особо не вдаваясь в тонкости искусства, она элементарно хотела семью и детей. Она вышла замуж не за того человека. Лем не перестанет терзать себя, что искалечил ей жизнь.
В один момент захотелось все бросить и замыслить побег. Хоть куда, лишь бы отсюда. Лем выбрал Омский театр драмы, где в то время происходил творческий взлет. Легендарный директор Мигдат Ханжаров согласился принять в труппу молодого, но уже известного артиста. Стали обговаривать детали, директор задумался, куда поселить приезжего, задал уточняющий вопрос: «Вы женаты?» «Если останусь здесь, то уже нет». Директор понравился, театр понравился, город понравился. Проблема обозначилась в нем самом: он человек места. Каким бы ни было это место, оно у него одно, и другого не будет. И поэтому невозможно жить в чужой квартире, в чужом городе, в чужой стране. Работать в чужом театре. В тот же день Лем взял обратный билет и вернулся домой. Новосибирск не отпускал, но брак был под вопросом. Вся жизнь была сплошной брак. За исключением сына Жени.